Самарканд

Кто-то, возможно, счел бы себя в результате этого ритуала пойманным в ловушку, но не я. Я, напротив, почувствовал себя в безопасности. Затеять из праздности интрижку с одной из них, водя за нос других и обманывая их бдительность, вступить с ними в рискованную игру, чтобы навлечь на свою голову их гнев, принудить их отторгнуть меня, ощутить вину за то, что поставил в неудобное положение тех, что оказались провидцами, — такое развитие событий никак не отвечало моему темпераменту и полностью мной исключалось. И в то же время мне, с моим западным складом ума, никогда бы и в голову не пришло придумать того, что смогла почерпнуть в бездонном арсенале предписаний своей веры эта благородная женщина.

Словно по мановению волшебной палочки все стало просто, прозрачно и непорочно. Сказать, что притяжение полов вовсе исчезло, было бы заведомой ложью, между нами все было в высшей степени накалено и в то же время, повторяюсь, безгрешно. Так я провел в безоблачном покое немало времени бок о бок с женщинами, не закрывающими лиц, не испытывающими в моем присутствии особого стеснения, в самом центре города, где вряд ли кого-то еще так же разыскивали, как меня.

Задним числом этот эпизод воспринимался мною как некое дарованное мне исключительное право, без которого мое постижение Востока было бы поверхностным или неполным. Им я обязан колоссальным шагом вперед в овладении обиходным персидским языком. В первый день моим хозяйкам пришлось сделать похвальное усилие и вспомнить несколько французских слов, но в дальнейшем наше общение протекало на их родном языке. Оно бывало и оживленным, и беззаботным, и утонченным, и обыденным, частенько шутливым, ведь в качестве их ближайшего родственника, которым я на самом деле не являлся, я мог себе позволить многое, включая и самое театральное выражение чувств.

Как знать, продлись мое пребывание в этом доме, сохранило бы оно присущее ему очарование? Да, собственно, мне нет нужды это знать. Одно, увы, слишком предсказуемое, событие положило этому конец, а именно самое что ни на есть банальное явление в гости старших родственников.

Обычно я держался подальше от входной двери, ведущей на мужскую половину и являющейся главной дверью дома бируни, а также и от двери, ведущей с улицы в сад, которая открылась для меня, когда я бежал от преследователей. При первых же признаках опасности я прятался. Но на этот раз я не услышал, как в доме появились незнакомые мне люди, и как ни в чем не бывало продолжал сидеть по-турецки на женской половине и курить кальян, приготовленный моими «сестричками». Я сидел уже добрых два часа, прислонившись к стене, запрокинув голову и не выпуская трубки изо рта и, видимо, отключился; из забытья меня вывело чье-то покашливание.

XXXI

Моей приемной матери, появившейся в комнате несколькими секундами спустя, предстояло немедля дать разъяснение но поводу присутствия мужчины, к тому же европейца, в ее доме. Она предпочла сказать правду, а не увиливать, возводя поклеп на саму себя или своих дочерей. Ее объяснение носило патриотический характер. На вопрос, кто этот иностранец, она ответила, что это ни больше ни меньше как farangui, за которым гоняется вся полиция, сообщник того, кто расправился с тираном и отомстил за ее мужа.

После легкого ошеломления, вызванного ее словами, был вынесен вердикт. Меня поздравляли, славили мою храбрость, как и бесстрашие моей спасительницы. Что и говорить, в столь неоднозначной ситуации только такое объяснение того, что я находился в andaroun, и было допустимым.

Честь дома была спасена, но дальнейшее мое пребывание в нем стало немыслимым. Было две возможности его покинуть. Самой очевидной было переодеться в женское платье и в таком виде добраться до американской миссии, то есть продолжить путь, прерванный несколько недель назад. Но «матушка» убедила меня, что это не лучший выход: совершив прогулку по кварталу, она удостоверилась, что все подходы к миссии находились под неусыпным наблюдением. Более того, при моем росте в 1 метр 83 см нечего было и надеяться обмануть солдат, какими бы малонаблюдательными они ни были.

Другой возможностью было послать, следуя совету Джамаледдина, просьбу о помощи принцессе Ширин «Матушка» одобрила эту идею еще и потому, что была наслышана о внучке убитого шаха как о сострадательной к несчастьям других людей особе. И сама вызвалась снести ей письмо. Загвоздка состояла в том, чтобы подыскать нужные слова: и достаточно понятные, и в то же время не способные выдать меня, если письмо попадет в чужие руки. Ни своего имени, ни имени Учителя называть было нельзя. И я ограничился той единственной фразой, которую услышал от нее: «Как знать, не пересекутся ли однажды наши пути».