Самарканд

— Мне его подарил четырнадцать лет назад в Индии один молодой перс, совершивший путешествие с единственной целью встретиться со мной. Представился он следующим образом: «Мирза Реза, уроженец Кирмана, бывший торговец с Тегеранского базара, ваш покорный слуга». Я улыбнулся и спросил, что значит «бывший торговец», и он рассказал мне о себе. Он торговал подержанной одеждой, когда один из сыновей шаха набрал у него товара — шалей, мехов — на сумму в одиннадцать сотен туманов, примерно тысячу долларов. Однако когда Мирза Реза явился на следующий день за деньгами, его оскорбили и побили, и даже угрожали смертью, если вздумает требовать свое. И тогда он задумал во что бы то ни стало повидаться со мной. Я преподавал в Калькутте. «Честно зарабатывать на жизнь в стране, где властвует произвол, невозможно» — сказал он мне. — Ведь это ты написал, что Персии нужны конституция и парламент? С этого дня считай меня самым преданным из твоих учеников. Я закрыл свою лавочку, бросил жену, чтобы следовать за тобой. Приказывай, я все исполню!»

Казалось, воспоминание об этом человеке болью отдавалось в Джамаледдине.

— Я был взволнован, но оказался в затруднительном положении. Я ведь бродячий философ, нет у меня ни кола, ни двора, ни отчизны, ни жены. Я старался ничем себя не связывать и не хотел, чтобы этот человек следовал за мной по пятам, словно я Мессия, Искупитель или имам Времени. Поэтому я пытался разубедить его: «Стоит ли все бросать: свое дело, семью из-за гнусного денежного спора?» Он замкнулся, ничего не ответил и вышел.

Вернулся он полгода спустя. Вынул из внутреннего кармана золотой ларец, отделанный драгоценными камнями, открыл его и протянул мне.

— Взгляни на эту рукопись. Сколько, по-твоему, она может стоить?

Я полистал ее и, дрожа от волнения, убедился, что это рукопись Хайяма.

— Подлинник Хайяма! Миниатюры, орнамент! Да этому нет цены!

— Больше одиннадцати сотен туманов?

— Намного!

— Она твоя. Храни ее. Она тебе напомнит, что Мирза Реза пришел к тебе не для того, чтобы вернуть свои деньги, а для того, чтобы заново обрести свое достоинство.

Так рукопись оказалась у меня, и больше я с ней не расставался. Она сопровождала меня в Соединенные Штаты, Англию, Францию, Германию, Россию и Персию. Она была со мной во время моего затворничества в мавзолее Шах-Абдоль-Азим. Там я ее утратил.

— И вам неизвестно, где бы она могла находиться в настоящее время?

— Я вам уже сказал: когда меня взяли под стражу, только один человек осмелился встать на мою защиту, это был Мирза Реза. Он вскочил, стал кричать, плакать, называть собравшихся и солдат трусами. Его задержали, подвергли пыткам, больше четырех лет провел он в заточении. А когда его освободили, он приехал ко мне в Константинополь. Он едва держался на ногах, мне удалось устроить беднягу во французскую больницу, где он оставался до ноября. Я пытался удержать его там подольше, боясь, как бы его снова не упекли. Но он отказался наотрез, желая, по его словам, отыскать Рукопись Хайяма. Все остальное потеряло для него смысл. Есть такие люди, которые постоянно чем-то одержимы.

— Как no-вашему, Рукопись еще существует?

— Один Мирза Реза сможет просветить вас на этот счет. Вроде бы ему удалось разыскать солдата, который похитил ее во время моего ареста, и он надеется забрать ее у него. В любом случае он был настроен поговорить с ним, выкупить у него книгу бог весть на какие деньги.

— Если речь идет о том, чтобы выкупить рукопись, за деньгами дело не станет! — пылко воскликнул я.

Джамаледдин повнимательнее присмотрелся ко мне, нахмурился и склонился надо мной, словно желая освидетельствовать меня,

— У меня ощущение, что вы не меньше несчастного Мирзы одержимы этой Рукописью. В таком случае могу вам посоветовать одно: отправляйтесь в Тегеран! Гарантировать, что она отыщется, я не в силах, но если вы умеете видеть, может статься, вы отыщете и другие следы Хайяма.

Мой ответ, вырвавшийся сам собой, казалось, подтвердил поставленный мне диагноз:

— Если у меня будет виза, я готов ехать хоть завтра.

— Виза — не препятствие. Я вам дам записку к персидскому консулу в Баку, он займется всеми формальностями и даже позаботится о вашем переезде до Энзели.

Должно быть, на моем лице мелькнула обеспокоенность. Джамаледдина это рассмешило.