– Пап, я еще раз объясняю: от Арсена ни фига не зависит, он просто мозги клофелинит. Вопрос надо решать с владельцем конюшни. А я без Арсена на него выйти не могу.
– Сам хоть понял, чего сказал? – Папа опять кого-то убил в своем планшете.
– Типа того… – Стас натягивает на леску три серебряные бисерины подряд и сворачивает их так, что они на кукиш похожи становятся. – Но знаешь как противно?
– Ты же не для себя, – не сразу говорит папа. – А это – совсем другой коленкор.
Стас молчит, он леску режет. И еще кусок проволоки во рту держит. А потом ею леску обматывает и говорит:
– В принципе, ты прав.
– Тебе твои собаки потом спасибо скажут, – папа выключает планшет. – У нас окно, что ли, открыто? У тебя уже руки синие.
– Не тепличный…
– Знаешь, мне больных на работе хватает по… по уши. Свитер где?
Стас идет в соседнюю комнату, за свитером. У них сегодня в квартире очень холодно почему-то. Мама звонила куда-то и спрашивала (то есть – кашляла), ей сказали, что с отоплением проблема. А Полине кажется, что проблема – потому что мама болеет. Если бы мама тут сидела, они бы чай все вместе пили и хохотали.
– Граждане дорогие, – говорит папа, – двенадцатый час на дворе. А вы еще не в койках.
– Я в койке, – сразу похвасталась Полина.
– Уже, – говорит Стас, не разжимая губ. Потом вынул леску и пояснил: – Аденины добью и все. Потом точно лягу. Стопудово.
Папа садится на пол, к Стасу.
– Это у нас кто? Тимин? – И берет «пропеллер», в котором больше всего золотинок было.
– Гуанин, – пожимает плечами Стас. – Тимин – розовый.
– Понял. – Папа тоже начинает гнуть проволоку и, наверное, вообще забывает про то, что Полина наверху лежит. Разговаривает со Стасом про его биологию.
– А между прочим, я здесь сплю, – говорит Полина.
– Извини, ребенок. Стас, давай это хозяйство на кухню, что ли.
– Мне одной скучно. Можно я к вам тоже спущусь?
– Тебе в школу с первыми петухами, – говорит папа.
– Знаю уже! – вздыхает Полина.
Сразу подумалось грустное: она первая по списку идет, и, если к началу урока опаздывает, ее иногда успевают отметить и потом отругать. А вот Вазгенчик может опоздать, у него фамилия на «Э». Полина не любит, когда перекличка. И папа, оказывается, тоже не любил, все свое детство.
– Пап, ты знаешь, я вот подумала: трудно быть Акимовыми. Потому что мы на «А».
Папа говорит «угу» таким голосом, будто он не папа, а мама. И у него (у нее) насморочный грипп. У Стаса вдруг леска из пальцев вырывается – будто там рыбка болталась, а не цепочка ДНК.
– Пап! Ну я все равно спать не хочу! Можно я с вами?
Стаська протягивает ей какую-то проволочку:
– Ты мне на эти штуки по две белые с каждой стороны накрути. А потом по одной синей.
– А это что? Атомы, да?
– Типа того. Это нуклеотиды. Без них бы ничего не было.
Стас начинает рассказывать про молекулы, которые внутри каждого человека сидят. Они скручены спиралью в цепочку. И если в этой цепочке ДНК что-нибудь поменять, из человека можно сделать монстра.
Полина смотрит на Стаськины проволочки и свои бисеринки. Понятно, что это игрушечная молекула. Но все равно жутко. Вот одна какая-нибудь проволочка не туда сместилась бы, и она родилась бы не собой, а…
– А почему я – Полина?
– В каком смысле? – Папины бисерины рассыпаются по полу. Как стеклянные шарики в игре про Толика.
– Почему я – это я. А не ты, не Стас. Понимаешь?
– Тебе это с какой точки зрения объяснить?
– А с какой интереснее?
– С точки зрения анатомии, – говорит Стас и начинает копаться в пакетике с бисером.
– С точки зрения генетики, наверное, – говорит папа и начинает рассказывать про гены, которые передаются по наследству. Что любой человек из них состоит, как «Лего» из кубиков.
Полина говорит «угу» и мотает головой. Во-первых, в «Лего» не только кубики. Там разные детали бывают. А во-вторых, она хотела только спросить, почему ее Полиной назвали, а не Леной и не Настей. Но тут папа сказал:
– …поэтому у тебя бы внешность была бы другая.
– А мысли?
– Мысли у каждого свои. Наверное…
– Стопудово, – говорит Стас. – Наследственный характер – это фигня. Так не бывает. Если бы он передавался, я, пап, не на тебя бы похож был, а на своего биологического…
– Вряд ли… – Папа качает головой. И Стас тоже качает.
Кто не знает, что Стас папе неродной, всегда говорит, что они похожи. Может, Стаськина ДНК взяла и мутировала немножко? Чтобы сходство получилось?
– Пап, а если бы характер передавался по наследству? То мне бы чей достался? Твой или мамин? – спрашивает Полина.
– Ехидны и утконоса! Ты такая же вредная была бы! – ворчит Стас.
Папа закручивает еще один «пропеллер»:
– Наверное, мамин. Если бы ты родилась не у меня и не у мамы, то у тебя мог быть другой цвет глаз или волос, но…
– И родинка тоже не была бы! Потому что она особенная! – хвастается Полина.
– Пап, ты заметил, у Полинки родинку почти не видно?
– Заметил.
– На месте она! – Полина шарит пальцами по щеке.
– Ты ж ее сама свести хотела! – говорит Стас.
– Это ко мне приставали, чтобы я ее свела. А мне нравится. Ни у кого такой нет.