В ноябре 1919 года, примерно через полгода после затмения, Эддингтон был уже готов сделать официальное сообщение. Условились, что его доклад пройдет на совместном заседании Королевского научного общества и Королевского астрономического общества, в величественной обстановке Берлингтон-хауса на лондонской Пикадилли – в особняке, где размещались штаб-квартиры обоих обществ. На карту было поставлено многое. Ведь вскоре мир узнает, опровергнуты ли теории Ньютона (больше двух столетий царившие в науке), или же странные предсказания швейцарско-германского теоретика по фамилии Эйнштейн не заслуживают никакого внимания. Общий ажиотаж подогревался еще и тем, что сам Ньютон некогда являлся председателем Королевского научного общества и его незримое присутствие по-прежнему сильно ощущалось в рядах достойнейших ученых, пришедших в тот день послушать доклад Эддингтона.
Чай, как всегда, подали в четыре. Придерживаясь английского этикета, гости изо всех сил делали вид, будто нисколько не волнуются по поводу того, что должно вот-вот произойти. Наконец, примерно в половине пятого, пришло время начинать. Фрэнк Дайсон прошествовал к трибуне. Философ Альфред Норт Уайтхед, один из тех, кто присутствовал на том историческом собрании, позже говорил: «Атмосфера напряженного интереса заставляла вспомнить какую-то греческую драму… В самой постановке выступления виделось нечто театральное: подчеркнуто традиционное действо, портрет Ньютона на заднем плане, призванный напомнить нам, что величайшее из научных обобщений теперь, по прошествии более чем двух столетий, может получить первое серьезное уточнение. Чувствовался неподдельный личный интерес собравшихся. Казалось, великое путешествие мысли наконец-то пришло к своему благополучному завершению».
Заговорил Дайсон, затем – руководитель экспедиции в Бразилию. Наконец пришел черед Эддингтона огласить общие результаты двух экспедиций, итоги более чем года работы. От них зависело, тщетны или нет многолетние усилия Эйнштейна.
Окажись Эйнштейн в этом зале, он был бы разочарован. Предсказанное Эйнштейном отклонение, объявил Эддингтон, составляло 1,70". Самые достоверные результаты, полученные в ходе обеих экспедиций, дали значение 1,60" ± 0,15". Дайсон выразился просто: «После тщательного изучения пластинок я готов заключить: они полностью подтверждают предсказание Эйнштейна», – предсказание, согласно которому свет будет искривляться, проходя близ Солнца. Эти новейшие научные результаты стали доказательством открытой Эйнштейном геометрической схемы того, как достаточно массивные Вещи искривляют пространство, причем настолько, что мы в состоянии это заметить.
Тем не менее одного из собравшихся сказанное Эддингтоном не убедило, и он, указав на портрет Ньютона, заявил: «Мы должны чтить память этого великого человека и лишь с большой осторожностью предпринимать попытки как-либо изменить его закон всемирного тяготения». Однако официальный председатель собрания (пожилой нобелевский лауреат Дж. Дж. Томсон, первооткрыватель электрона) в своем заключительном слове поддержал Эйнштейна: «Это самый важный результат, полученный применительно к теории гравитации со времен Ньютона, – объявил он собравшимся. – Это… плод одного из величайших достижений человеческой мысли».
А между тем автора «одного из величайших достижений человеческой мысли» по-прежнему никто в широких кругах общественности не знал, зато научная элита наконец-то отдала ему должное: его теория была официально признана и высоко оценена. А скоро и весь мир узнает это имя – Альберт Эйнштейн.
Интерлюдия 2
Будущее и прошлое
Десятилетие спустя после своей эпохальной экспедиции на Принсипи Эддингтон сидел перед камином в общей комнате для преподавателей кембриджского Тринити-колледжа. Рядом с ним в креслах устроились Эрнест Резерфорд, в ту пору возглавлявший лучшую физическую лабораторию университета, и несколько других ученых. В разговоре всплыла тема славы, публичной известности. И тогда один из молодых преподавателей задал вопрос: как так получилось, что всего за считанные годы Эйнштейн получил такое широкое признание общественности, между тем мало кто из неспециалистов слышал имя Резерфорда, невзирая на его Нобелевскую премию. В конце концов, Резерфорд столько сделал для исследования структуры атома!
«Это ваша вина, Эддингтон», – шутливо заметил Резерфорд.
Не все сразу поняли, что он имеет в виду. Впрочем, многие (в том числе один талантливый молодой индиец, который позже и рассказал об этом случае) знали, что отлично срежиссированное выступление Эддингтона в Королевском научном обществе в ноябре 1919 года несомненно повлияло на репутацию Эйнштейна, но почему этот эффект стал столь ошеломляющим?