Сама себе враг

– Прошу вас быть осмотрительной, – проговорил Джордж. – Иначе вы вообще можете все погубить.

– Не беспокойтесь, – отвечала я. – Мы спасали уже много человеческих душ, и этого у нас никто не отнимет. Я прекрасно знаю Карла. Он никогда не согласится совершить что-нибудь такое, что огорчило бы меня.

Когда Карл явился в мои покои, вид у него был очень удрученный.

– Лод призывает закрыть все католические церкви, – сказал он.

– Что?! – воскликнула я. – Да это же не священнослужитель, а чудовище! Прикажите ему убраться вон из Лондона. Пускай торгует сукном, как и его отец!

– Но Лод – архиепископ Кентерберийский, – заметил мне на это Карл.

– Господи, но ведь ему так всегда нравились пышные церковные церемонии! Я знаю наверняка, что он ненавидит пуритан не меньше, чем мы с вами!

– Он протестант, дорогая моя.

– Нет, нет, я не позволю ему закрыть католические храмы во всей стране! Тем более – мою церковь! К тому же вы мне обещали, Карл… Обещали… Пускай пощадят хотя бы мой храм!

Муж привлек меня к себе и сказал, что Сомерсет-Хаус трогать не будут.

– Но, – тут же добавил он, – все прочие католические храмы вот-вот закроют.

Резкое выступление архиепископа Лода против «идолопоклонников», как ни странно, вовсе не прибавило ему любви простонародья. Удивительно, до чего же плохо и презрительно относятся люди низкого звания к тем, кто вышел из их же среды и сумел достичь высокого положения. Лода едва ли не в глаза называли двуличным и обвиняли во лжи. Уверяли, будто он в душе всегда был католиком, а зачастую сравнивали его поведение с поведением моим и Джорджа Конна – мы, мол, хотя бы не скрываем своей принадлежности к католической церкви, а он пытается обмануть английский народ, лишь для вида порицая папизм.

Более всего, однако, страдал мой муж. Боясь обидеть меня, он не предпринимал никаких шагов и попросту бездействовал. Но в конце концов его вынудили издать суровый вердикт, осуждающий католицизм. Впрочем, Карл остался верен себе и постарался дать понять приверженцам римской церкви, что они могут ничего не опасаться.

Я была счастлива тем, что Карл сумел, как мне казалось, найти достойный выход из сложившегося положения, но мой муж был печален, ибо лучше меня понимал, какие тучи сгущаются над его головой.

Из Франции пришло письмо от моей матери. Оно было печальным и пугающим. Моя матушка окончательно поссорилась с Ришелье, и он совершенно удалил ее от государственных дел.

Я не могла понять, как такое возможно. Я прекрасно помнила, что во время моего отрочества королева Франции крепко держала в руках бразды правления страной. И теперь я очень беспокоилась за нее.

– Ришелье! – говорила я Карлу. – Да кто он такой? Как смеет этот кардинал единолично распоряжаться судьбами моей родины?!

И тут Карл произнес слова, которые, как показало время, были пророческими, хотя в тот момент прозвучали весьма странно. Просто поглядев на меня, король промолвил:

– Я убежден, что и в Англии есть люди, которые мечтают отстранить меня от власти.

Я даже рассмеялась – такими нелепыми показались мне его опасения. Но король мрачно продолжил:

– Я чувствую, что нас ожидают тяжелые испытания. Шотландия…

– Не говорите мне об этой ужасной стране, – перебила я. – Шотландцы – причина всех наших бед.

Карл согласился со мной и добавил:

– Пуритане – люди особенные. Ведь они не просто хотят избавиться от меня и посадить на британский престол своего ставленника. Похоже, они вообще против того, чтобы над ними был король. Эти сектанты желают сами править государством.

Но я продолжала смеяться, и Карл тоже сделал попытку улыбнуться.

– Что за странная мысль? – говорила я. – Все монархи – помазанники Божии, власть над людьми дана им свыше, а на что способны эти вечно угрюмые, одетые в черное пуритане с их смешными, стриженными в кружок волосами?

Господи, как же наивна я была! Если бы мы с Карлом проявили тогда чуть больше осмотрительности, нам бы удалось избежать многих грядущих бед.

Но в то время меня больше всего волновало положение, в котором очутилась моя бедная матушка.

Карл прекрасно понимал, что, с точки зрения политической, королеве Марии нельзя давать прибежище в Лондоне, но я-то хотела именно этого! Для меня была невыносима сама мысль о том, что моя мать станет скитаться по Европе в поисках приюта. Я очень сердилась на своего брата, который полностью подпал под влияние Ришелье и потому позволял ему так обращаться с нашей матерью.

Ей в конце концов было назначено денежное содержание, но более всего мой братец мечтал о том, чтобы бедняжка навсегда покинула Францию.

«Как же это ужасно, – думала я, – уезжать из своего дома, в котором прежде ты была полновластной хозяйкой!»

Пока же матушка моя находилась в Голландии, но агенты Карла доносили ему, что французская королева-мать собирается приехать в Англию.

– Полагаю, моим подданным это не понравится, – сказал Карл, с печалью глядя на меня. Он знал, что англичане недолюбливают меня – ведь я была чужеземкой и вдобавок католичкой. – К тому же наша казна почти пуста, и мы не сможем сделать так, чтобы Ее Величество ни в чем не терпела недостатка.