Сама себе враг

Боже, храни короля, королеву и принца,
А также всех верных их подданных —
Знатных господ и простолюдинов.
Пусть круглоголовые молятся перед кончиной —
Никто им препятствовать в этом не будет.
И пусть поразит чума Пима с дружками!
Ура! принцу Руперту и всадникам принца отважным!
Когда налетают они, то трясутся от страха
Все подлые эти собаки,
И знают о том англичане!

А вскоре из Франции пришла весть, глубоко потрясшая меня. Умер брат мой Людовик. Разумеется, он всегда был слабым и хворым, но я не ожидала, что кончина его так близка. Он ненамного пережил нашу мать, и я искренне оплакивала его. Я понимаю, что не видела брата уже много лет и что он вовсе не собирался помогать мне, хотя я так нуждалась в его поддержке, однако смерть – это всегда нечто окончательное и непоправимое… Да, я плакала. Ведь он был моим братом и королем Франции.

Анна стала королевой-регентшей, так как сын ее Людовик XIV был слишком мал, чтобы править страной. Думаю, Анна вряд ли горела желанием помогать нам с Карлом. Действиями ее в основном руководил кардинал Мазарини,[54] являвшийся большим поклонником Ришелье. Итак, Франция снова оказалась под властью регентши и лукавого священнослужителя.

Однако у меня было слишком много собственных забот, чтобы размышлять еще и над судьбами моей далекой родины. Я решила подождать: время покажет, как пойдут дела во Франции. Пока же внимание мое целиком поглотило то, что творилось в Англии.

Настроение мое менялось почти каждый день. И если какой-нибудь успех вдруг наполнял мое сердце ликованием, то можно было не сомневаться, что радость моя будет недолгой.

В оплотах пуритан католические священники подвергались гонениям, и когда я слышала об этом, сердце мое обливалось кровью. Потом пуритане решили обвинить меня в государственной измене. Они даже лишили меня титула государыни. Вот тогда-то я и вспомнила, как Карл говорил мне, сколь глупо я веду себя, отказываясь от коронации. Впрочем, все это не имело для меня никакого значения!

– Пусть они объявят меня преступницей, если им так хочется! – воскликнула я.

Что ж… они так и сделали. Но мне это было безразлично. Я трудилась не покладая рук только ради моего короля. Иногда я твердо верила в победу, порой же погружалась в пучину отчаяния.

В одну из таких минут я написала Карлу:

«Ожидание убивает меня, и признаюсь Вам совершенно искренне: если бы не моя любовь к Вам, я предпочла бы уйти в монастырь – только бы бежать от этой ужасной жизни».

Думаю, враги стали немного опасаться меня. Теперь они с тревогой следили за моими успехами. Они пытались вбить клин между мною и Карлом, а единственным способом сделать это была клевета. Вот они и стали обливать меня грязью, обвиняя в распутстве. Но мы-то с Карлом знали, что любовь наша слишком сильна, чтобы ей могла повредить столь явная клевета. Он ни на миг не поверил мерзким слухам о том, что я отношусь к Уильяму Кавендишу куда более нежно, чем пристало женщине, верной своему мужу. И еще враги мои долго твердили, что я – любовница Генри Джермина. Я с презрением отметала все эти сплетни и надеялась, что Карл поступает точно так же.

Затем эти негодяи начали насмехаться над моим титулом. Они переделали его в «Мэри-с помощью-Голландии-Генералиссимус». Народ всегда звал меня королевой Мэри; так обращались ко мне в Англии почти все. Думаю, что имя Генриет казалось моим подданным очень уж чужеземным, хотя кое-кто и произносил его на здешний лад: Генриетта.

Однако я была в прекрасном настроении, когда нам удалось достичь Стратфорда-на-Эйвоне и устроиться там в очаровательном доме; он назывался «Новое место» и принадлежал веселой и остроумной даме. Дама эта была внучкой сочинителя пьес Уильяма Шекспира и знала множество великолепных анекдотов, связанных с жизнью ее прославленного деда.

Но больше всего обрадовала меня там встреча с Рупертом. С тех пор, как я видела его в последний раз, он очень возмужал и был теперь красив, решителен и отважен. Казалось, война доставляет ему огромное удовольствие. Я никогда не забуду, как он был разочарован, когда мы встретились в Дувре и Руперт узнал, что бои еще не начались. Сейчас он пребывал в приподнятом настроении, разговаривал громко и возбужденно, и у меня сложилось впечатление, что победа не за горами. Но самым главным было то, что сюда направляется Карл! Он был уже совсем близко. И, вскочив на коней, мы помчались в Оксфорд, чтобы встретить короля.