Сам

Выпроваживать Ганса Магмейстера совестился Курнопай. Он еще не ответил, возьмется ли избавить его от немилости: пока не был уверен, что опала психонавигатора морально несправедлива. К тому же Ганс Магмейстер имел право дождаться, как отзовется священный автократ на его предложения, толкнувшие Курнопая, пожалуй, на самую нетерпимую наглость по отношению к властителю.

И Курнопая томило то, что на сегодня он вроде исчерпался для определения дальнейшей судьбы Ганса Магмейстера и уже тяжело ему выносить его присутствие, а также то, что он не подстегивает волю для поиска, как разрешить проблему, не исключено — иезуитскую, одного из своих учителей, быть может, такого влияния, которое способствовало развитию в нем потребности доискиваться до истины.

Он сидел, переживая свою неохоту выбраться из внутренней неподвижности. Если бы это был транс, пусть бы даже бессветной глухоты, то у него не было бы причины для особого беспокойства: как образовался затор в его душевном мире, так его и своротит — быстро. Но здесь впервые давало о себе знать чувство, настораживавшее предугадыванием безразличия, которое станет постоянным, не подвергаемое воздействию ни отдельных человеческих тревог, ни вселенских.

И принуждал он себя думать о том, что должен сейчас возродить в душе работу правды, иначе с этих минут начнется омертвление его натуры и, вполне вероятно, через недели, в крайнем случае, — через месяцы, его «я», загерметизированное безразличием, никогда не пробудит беспокойства своей совести. Так думая, он разжигалсянесправедливой карой его отцу, просьбой Ганса Магмейстера, сделавшегося вялым от кручины, переселением в джунгли альгамейтов, пещерным наказанием девушек, отказавшихся от секспосвящения, а они ведь цвет нравственности их бесправного народа, разломами в семьях, где возобновилась исконная ревность самийцев…

Удалось, удалось Курнопаю восстановиться.Не производя насилия над умом (вернулась обычная любознательность), он спросил Ганса Магмейстера об его отношении к САМОМУ.

— Отношение автоматическое, — ответил тот с естественностью, где невольно выявилась привычка. Сразу спохватясь, будто выказал себя по отношению к САМОМУ кощунственно, Ганс Магмейстер прибегнул к смягчительному объяснению: — Еще в чреве матери, как сердцебиение, внедряется нам дух САМОГО. Даже формирование сознания не прерывает в нас пульсацию ЕГО духа. Это не значит, что он не задумывался над тем, кто есмь САМ. Занятия историей Самии, фольклорной и письменной, обнаружили ему изменяющуюся модель веры, якобы пересоздаваемую в чем-либо ИМ САМИМ, но в действительности легко соотносимой в свежих представлениях с принципами философии, присущими очередному властелину. САМ издревле наличествует в стране как активный многозначный идеал, и по внушению и поддержке которого осуществляются разные правления. Определил измерять ценность общества развитием ткачества и настенной живописи — и нет деятельности прекрасней, оправдывает завоевательные походы — и всем по нутру битвы, пышные погребения героев, использование пленных в качестве шутов, преподавателей правильных манер, прокладчиков дорог из булыжника, поощряет развитие эгоистических стремлений личности — и никому не придет в голову, что из-за этого увеличатся преступления, а большинство будет твердить, будто бы таким образом формируется самостоятельность, даже цельность индивидуума… В последнюю пору учение САМОГО вылилось в философскую систему, втянувшую в себя чужие как материалистические, так и идеалистические принципы, диалектический метод которых кое в чем доведен до абсурда: «Слиянно-различны, противоположно-едины, совмещаясь — несовместимы, не совмещаясь — совместны». Перемудрствовал Болт Бух Грей, пересолил в парадоксальности.

— Он-то причем?

— Я уже говорил об определенного рода подпитке духовного идеала творчеством очередного великана, ибо он сделался владыкой Самии.

— Может, САМ и есть идеал, сложенный тысячелетиями?

— Будда, когда его спрашивали, есть ли бог, молчал. Я не Будда, тем не менее промолчу, значит, не отвергну, но и не подкреплю.

— Я учился соображать под воздействием ваших постулатов, господин Магмейстер. Как же, однако, временами мне очень бывал неприятен ваш скептицизм.

— Категория приятного из области галантности и гурманства. Сферы интеллекта не приемлют приятности. По их части ни кого не щадящая точность.

— Интеллект окрашивается во все тона человеческих чувств.

— Когда он блефует. Есмь идеал и есть блеф, подменяющий его собой.

— Не все, что есмь и есть, достойно выражения.

— Все.

Они насупились и опять замолчали.

50