– Государь! – заговорил г-н Делаво. – Я не сообщу вашему величеству ничего нового, напомнив о смерти Манюэля.
– Это мне в самом деле известно, – нетерпеливо перебил его Карл X. – Он был человек весьма достойный, как я слышал.
Но говорят также, что это был революционер, и его смерть не должна огорчать нас сверх меры.
– Именно в этом смысле смерть Манюэля меня печалит или, вернее, пугает.
– В каком смысле? Говорите, господин префект.
– Король помнит, – продолжал тот, – о прискорбных сценах, причиной или, точнее, поводом для которых послужили похороны господина де Ларошфуко-Лианкура?
– Помню, – кивнул король. – Эти события имели место не так давно, чтобы я о них забыл.
– Эти печальные события, – продолжал префект полиции, – вызвали в палате волнение, передавшееся значительной части вашего славного города Парижа.
– Моего славного города Парижа!.. Моего славного города Парижа! – проворчал король. – Продолжайте же!
– Палата…
– Палата распущена, господин префект: не будем о ней больше говорить.
– Как прикажете, – чуть заметно растерявшись, проговорил префект. – Однако именно потому, что она распущена и мы не можем на нее опереться, я и пришел просить непосредственно у вашего величества позволения ввести осадное положение, дабы предупредить события, которые могут произойти во время похорон Манюэля.
В этом месте король более внимательно стал вслушиваться в слова префекта полиции, после чего дрогнувшим голосом спросил:
– Неужели опасность столь неотвратима, господин префект?
– Да, государь, – непреклонно произнес г-н Делаво, набиравшийся храбрости по мере того, как читал в лице короля все большее беспокойство.
– Объясните свою мысль, – попросил Карл X.
Он обернулся к министрам и поманил их к себе.
– Подойдите, господа!
Король подвел их к оконной нише. Видя, что совет почти в полном составе, он повторил, обращаясь к префекту:
– Объясните свою мысль!
– Сир! – отвечал тот. – Если бы я опасался лишь беспорядков во время похорон Манюэля, я не стал бы докучать своими опасениями королю. В самом деле, объявив, что похороны начнутся в полдень, я приказал бы вынести тело в восемь часов утра и тем почти избежал бы волнения масс. Но пусть король соблаговолит подумать вот о чем. Если и без того трудно подавить революционное движение, то становится и вовсе невозможно его обуздать, когда к первому движению присоединится второе.
– О каком движении вы говорите? – удивился король.
– О бонапартистском движении, сир, – пояснил префект полиции.
– Это призрак! – вскричал король. – Оборотень, которым пугают женщин и детей! Бонапартизм свое отжил, он умер вместе с господином де Буонапарте. Давайте не будем о нем говорить, как и о волнениях в палате – также мертвой. «Requiescant in расе!»14.
– Простите мне мою настойчивость, ваше величество, – твердо проговорил префект. – Партия бонапартистов цела и невредима; вот уже месяц, как бонапартисты опустошили все лавки оружейников, а оружейные фабрики Сент-Этьена и Льежа работают исключительно на них.
– Да что вы тут рассказываете?! – изумился король.
– Правду, ваше величество.
– Тогда выражайтесь яснее, – попросил король.
– Государь! Завтра состоится казнь господина Сарранти.
– Господина Сарранти?.. Погодите-ка! – напрягая память, вымолвил король. – По просьбе одного монаха я, кажется, помиловал осужденного?
– По просьбе его сына, просившего у вас трехмесячной отсрочки, чтобы успеть сходить в Рим, где он должен был, как говорили, представить доказательство о невиновности своего отца, и вы, ваше величество, предоставили отсрочку.
– Вот именно.
– Три месяца, сир, истекают нынче, и во исполнение полученных мною приказаний казнь должна состояться завтра.
– Этот монах произвел на меня впечатление достойного молодого человека, – задумчиво проговорил король. – Похоже, он был уверен в невиновности своего отца.
– Да, сир. Но он не представил доказательств, он даже не явился после путешествия в Рим.
– И вы говорите, завтра – последний день отсрочки?
– Да, ваше величество, завтра.
– Продолжайте.
– Один из самых преданных императору людей, тот самый, что предпринял попытку похитить короля Римского, истратил за неделю более миллиона ради спасения господина Сарранти, своего товарища по оружию и друга.
– Неужели вы полагаете, сударь, – спросил Карл X, – что вор и убийца мог бы в самом деле внушать кому-нибудь дружеские чувства?
– Ваше величество! Он был осужден.
– Ладно! – кивнул Карл X. – И вам известно, какими силами располагает генерал Лебастар де Премон?
– Достаточными, государь.
– Противопоставьте ему силу вдвое, втрое, вчетверо большую!
– Необходимые меры уже приняты, сир.
– Чего же вы в таком случае боитесь? – нетерпеливо проговорил король и посмотрел в небо сквозь оконное стекло.
Туча совсем исчезла. Вслед за небосводом лицо короля тоже просветлело.