Читаем Сальватор. Том 2 полностью

Господин Жакаль страстно надеялся отомстить за свое похищение, а потому направление интересовало его в эту минуту в тысячу раз больше, чем конечная цель путешествия. Его возбуждение достигло крайних пределов, и страстное желание, а главное – любопытство, стали нестерпимыми: он позабыл о предупреждении спутника и поднес левую руку к повязке на лице. Однако сосед не спускал с него глаз: сейчас же щелкнул затвор пистолета, г-н Жакаль торопливо опустил руку, и, притворившись, что ничего не слышал, самым естественным тоном спросил:

– Сударь! Не откажите в услуге: я буквально задыхаюсь.

Позвольте мне глотнуть воздуху!

– Нет ничего проще! – заметил незнакомец, открывая справа от себя окно. – Только из-за вас и ехали с одним отворенным окошком, опасаясь сквозняков.

– Вы тысячу раз добры, – поспешил сказать г-н Жакаль, съежившись под порывом холодного ночного воздуха. – Однако мне бы не хотелось злоупотреблять вашей любезностью. Я боюсь, что этот сквозняк – а я действительно ощущаю сквозняк! – может быть вам вреден или даже просто неприятен, и умоляю не принимать мою просьбу всерьез.

– Отчего же, сударь, – возразил незнакомец. – Вы пожелали, чтобы я открыл это окно: оно останется открытым.

– Тысячу раз вам благодарен, – отозвался г-н Жакаль, не пытаясь продолжить разговор, который, по-видимому, его спутник поддерживал с большой неохотой.

Полицейский опять погрузился в размышления.

«Да, – думал он, – это рука Сальватора. Нелепо было бы в этом сомневаться. Люди, с которыми я имею дело, непохожи на остальных. Они выражаются вежливо, хотя и немногословны.

У них приятные манеры, и вместе с тем настроены они весьма решительно и далеко не благодушно. Итак, похищением я обязан Сальватору. Как я уже сказал, он, должно быть, просчитал, что его могут арестовать. Какая жалость, что такой ловкий человек до такой степени честен! Этот чудак знает чуть ли не весь Париж, да что там Париж – всю Францию, не говоря уж о карбонариях Италии и иллюминатах Германии. Настоящий дьявол! Надо было обращаться с ним поосторожнее. Он же меня предупредил, перед тем как уйти: «Вы знаете, что с вами будет, если вы попытаетесь меня арестовать». Да уж, я был предупрежден, нечего сказать! Проклятый Сальватор! Чертов Жерар!».

Вдруг г-н Жакаль радостно вскрикнул.

Его осенило, и как бы он ни умел владеть собой, он не сдержался.

– Ах! – обронил он.

– Что еще? – спросил сосед.

Господин Жакаль решил рискнуть.

– Сударь! – сказал он. – Я вспомнил об одном важном деле. Вы же, очевидно, не хотите, чтобы наша весьма приятная для меня прогулка привела к печальному результату для третьего лица. Вообразите, сударь, что перед отъездом я приказал задержать на всякий случай, так, из осторожности, прекрасного молодого человека. Я рассчитывал освободить его через два часа, то есть по возвращении из Сен-Клу. Ведь я ехал в Сен-Клу, когда вы оказали мне честь своим появлением и изменили мой маршрут.

Было бы неплохо, если бы я вернулся через час в префектуру полиции. Скажите, это возможно?

– Нет, – все так же лаконично отозвался незнакомец.

– Как видите, мое путешествие может иметь серьезные последствия – иными словами, задержит под стражей невиновного дольше, чем я того хотел. Позвольте, сударь, я при вас напишу приказ, который мой кучер отвезет в префектуру, и господин Сальватор будет немедленно освобожден.

Господин Жакаль нарочно упомянул о нашем друге в самом конце своей речи, потому что, выражаясь языком театра, приберегал эффект. Он понял, что попал в точку: при имени Сальватора его сосед невольно вздрогнул.

– Стой! – крикнул он кучеру, или, скорее, тому, кто исполнял его обязанности.

Карета резко остановилась.

– Нет ничего проще: я при свете луны черкну несколько слов в своем блокноте, – небрежно продолжал г-н Жакаль.

Словно уже получив разрешение, г-н Жакаль поднес руку к повязке на глазах, однако спутник его остановил.

– Не надо самостоятельности, сударь. Мы сами решим, как все будет происходить.

Закрыв окна, незнакомец для большей верности тщательно задернул красные шелковые занавески. Затем он вынул из кармана небольшой потайной фонарик и зажег его при помощи фосфорных спичек.

Господин Жакаль услышал, как затрещала, разгораясь, спичка, и почувствовал резкий запах фосфора.

– Кажется, мои спутники ни за что не хотят, чтобы я видел, где нахожусь. Это сильные люди. С такими приятно иметь дело! – промолвил г-н Жакаль.

– Сударь! – обратился к нему спутник. – Вы можете теперь снять повязку.

Господин Жакаль упрашивать себя не заставил. Он неспешно, как человек, которому некуда торопиться, убрал препятствие, Делавшее его на время слепым, как Удача или Любовь.

Ему показалось, что он находится в герметично закрытой коробке.

Он понял, что не имеет смысла пытаться выглянуть наружу.

Немедленно смирившись, что свойственно всем решительным людям, он вынул из кармана записную книжку и написал:

«Приказываю г-ну Канлеру, дежурному в зале Сен-Мартен, немедленно освободить г-на Салъватора».

Он поставил дату и расписался.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза