Не будем же преувеличивать скорбь, которую испытывали не два друга, но два товарища г-на де Вальженеза, когда стало ясно, что Сальватор не ошибся в своем предсказании и что Лоредан отдал Богу душу.
Их огорчила эта смерть, вот слово, которое подходит в данной ситуации, но, может быть, еще больше им мешал труп.
Въехать с покойником в Париж было делом нешуточным. Законы о дуэли, довольно строгие по тем временам, наказывали секундантов еще строже, чем оставшегося в живых противника, ведь он-то хоть защищал свою жизнь. Кроме того, им пришлось бы, очевидно, заполнить при въезде в город немало «обременительных бумаг. Наконец, признаемся, что дуэль несколько затянулась, а двое друзей проголодались.
Это вполне реалистичное признание, которое мы вынуждены сделать, помогает весьма точно определить степень их скорби.
Они все втроем прибыли в карете Лоредана. Было решено, что двое слуг отвезут тело в Париж, а Камилл и его приятель вернутся сами позднее.
Камилл велел кучеру подъехать ближе. Оба лакея ни о чем не подозревали, так как речь шла об утренней прогулке; они с безмятежным видом сидели на козлах. Камилл позвал их.
Слуги слышали два пистолетных выстрела. Они видели, как уехали Сальватор, г-н де Маранд и еще двое секундантов. Но ничто не наводило их на мысль о несчастье.
Впрочем, пусть читатели не обольщаются относительно волнения, которое испытали слуги при виде трупа своего хозяина.
Лоредан был груб, резок, деспотичен, и его не очень любили слуги. Ему служили, потому что он бывал крут, но исправно платил. И только.
Да этого и достаточно тем, кто, не питая уважения к окружающим, считает бесполезным требовать от других того, чего сам им не дает.
Два лакея испустили скорее удивленные возгласы, чем вздохи сожаления, после чего сочли, что сполна рассчитались с покойным, и помогли молодым людям погрузить труп в карету.
Камилл приказал им ехать шагом. Ему предстояло еще найти какой-нибудь кабриолет и приготовить Сюзанну к ожидавшему ее удару.
У заставы Майо молодые люди увидели кабриолет, возвращавшийся из Нейи. Они остановили его и приказали кучеру отвезти их к заставе Этуаль.
Там они разделились. Камилл поручил приятелю заехать к нему домой, предупредить его жену о случившемся несчастье и передать, что он задержится. Уверенный в том, что поручение будет выполнено, Камилл зашагал на улицу Бак.
Было около половины одиннадцатого.
Особняк Вальженезов выглядел как обычно: швейцар шутил во дворе с прачкой: мадемуазель Натали, восстановленная в должности камеристки, кокетничала в передней с молодым грумом, всего несколько дней назад поступившим на службу к Лоредану.
Когда Камилл отворил дверь, мадемуазель Натали заливалась во все горло над остротами нового камердинера.
Он подал Натали знак, та подошла прямо к нему, и он спросил, можно ли поговорить с Сюзанной.
– Хозяйка еще спит, господин де Розан, – доложила камеристка. – А вы хотите ей сообщить что-то важное?
Само собой разумеется, что мадемуазель Натали сопровождала свой нескромный вопрос самой что ни на есть вызывающей улыбкой.
– У меня к ней дело огромной важности, – серьезно проговорил Камилл.
– В таком случае, если желаете, сударь, я разбужу госпожу.
– Да, пожалуйста, и побыстрее. Я буду ждать в гостиной.
Камеристка пошла по коридору, который вел в спальню Сюзанны, а Камилл вошел в гостиную.
Натали подошла к кровати своей хозяйки, выпроставшей из-под одеяла руки и грудь из-за царившей в спальне жары.
Волосы ее разметались по подушке, и матовое лицо четко вырисовывалось на их темном фоне. Ее грудь вздымалась под тяжестью сладкого сна.
– Мадемуазель! – шепнула Натали на ухо госпоже. – Мадемуазель!
– Камилл!.. Дорогой Камилл!.. – пробормотала во сне Сюзанна.
– Вот именно! – подхватила Натали и легонько потрясла хозяйку за плечо. – Он как раз здесь, он ждет вас.
– Он? – переспросила Сюзанна, открывая глаза и озираясь. – Где же он?
– В гостиной.
– Так пусть войдет!.. А впрочем, нет. Брат вернулся?
– Нет еще.
– Пусть Камилл идет в будуар и запрется там.
Камеристка пошла было к двери.
– Погоди, погоди, – остановила ее Сюзанна.
Натали повиновалась.
– Подойди сюда! – приказала Сюзанна.
Камеристка послушно приблизилась.
Мадемуазель де Вальженез протянула руку, взяла зеркало с ручкой и в резной оправе, лежавшее на ночном столике, посмотрела на себя и, не глядя на камеристку, томно спросила:
– Как ты меня находишь нынче утром, Натали?
– Вы хороши, как вчера, как третьего дня, как всегда, – отвечала та.
– Будь со мной откровенна, Натали. Скажи, не кажется ли тебе, что я выгляжу несколько утомленной?
– Немного бледны, пожалуй. Но лилия тоже бледна, однако никому еще не пришло в голову упрекать ее в этом.
– Ну что ж…
Она сладострастно зевнула, вспомнив свой сон, и прибавила:
– Раз ты считаешь, что сегодня не слишком уродлива, пригласи, как я сказала, Камилла в будуар.
Натали вышла.