Сальватор. Том 2

– Вы помните ночь на двадцать первое мая?

– Еще бы! – воскликнул генерал и протянул Сальватору руку. – В эту ночь я имел счастье познакомиться с вами, мой друг.

– Вы помните, генерал, что, отправляясь на поиски доказательств невиновности господина Сарранти в парк Вири, мы вырвали из рук одного негодяя похищенную девушку и вернули ее жениху?

– Как не помнить! Негодяя звали Лоредан де Вальженез, по имени отца, которого он позорил. Девушку звали Мина, как мою дочь, а ее жениха – Жюстен. Как видите, я ничего не забыл.

– А теперь, генерал, вспомните последнюю подробность, может быть самую главную в истории этих молодых людей, и я больше ни о чем вас не спрошу.

– Я помню, – сказал генерал, – что девочку нашел и воспитал учитель, а затем ее похитил из пансиона господин де Вальженез. Этот пансион находился в Версале. Об этом я должен был вспомнить?

– Нет, генерал, это только факты, история, а я хочу услышать лишь о небольшой подробности. Но она – только моральная сторона этого дела. Призовите же на помощь свою память, прошу вас.

– Я не знаю, что вы хотите мне сказать.

– Ну хорошо. Я попытаюсь направить вас по нужному следу. Что сталось с молодыми людьми?

– Они уехали за границу.

– Отлично! Они действительно уехали, и вы, генерал, дали им денег на дорогу и дальнейшую жизнь.

– Не будем об этом, мой друг.

– Как вам будет угодно. Но так мы подошли к интересующей нас подробности. «Меня мучают угрызения совести, – сказал я вам, когда молодые люди уезжали, – рано или поздно родители девушки объявятся; если они знатного происхождения, богаты, могущественны, не упрекнут ли они Жюстена?» А вы ответили…

– Я ответил, – перебил его генерал, – что родителям девушки не в чем упрекать человека, подобравшего девочку, которую сами они бросили, вырастившего ее как сестру и спасшего ее сначала от нищеты, а затем от бесчестья.

– Я тогда прибавил, генерал… помните мои слова: «А если бы вы были отцом девочки?»

Генерал вздрогнул. Только теперь он взглянул правде в глаза и окончательно все понял.

– Договаривайте, – попросил генерал.

– Если бы в ваше отсутствие вашей дочери грозила опасность, которую избежала невеста Жюстена, простили бы вы молодому человеку, который, не спросясь вашего согласия, распорядился судьбой вашей дочери?

– Я не только обнял бы его как зятя, о чем я вам уже говорил, но и благословил «бы его как спасителя.

– Именно это вы мне тогда и сказали, генерал. Но готовы ли вы повторить эти слова сегодня, если я вам сообщу: «Генерал!

Речь идет о вашей собственной дочери»?

– Друг мой! – торжественно проговорил генерал. – Я поклялся в верности императору, то есть дал слово жить и умереть за него. Умереть я не мог: я живу ради его сына.

– Ну что ж, генерал, живите и для своей дочери, – заметил Сальватор, – ведь именно ее спас Жюстен.

– Значит, прелестная девушка, которую я видел в ночь на двадцать первое мая, и есть!.. – начал было генерал.

– …это ваша дочь! – договорил за него Сальватор.

– Моя дочь! Дочь! – опьянев от радости, воскликнул генерал.

– Ах, друг мой! – молвил Сарранти и пожал генералу руку, от всей души разделяя радость друга.

– Однако убедите меня, Друг мой, – попросил генерал, еще не веря своему счастью. – Еще бы! Не так-то легко поверить в такое! Как вы, я не скажу узнали, но убедились во всем этом?

– Да, понимаю, – улыбнулся Сальватор, – вы хотите услышать доказательства.

– Если вы уверены в том, что сказали, почему же вы молчали до сих пор?

– Я хотел сам окончательно во всем убедиться. Ведь лучше было выждать, чем рвать вам сердце понапрасну! Как только у меня выдался свободный день, я поехал в Руан. Там я спросил бульского кюре. Оказалось, он уже умер. Его служанка рассказала, что за несколько дней до этого из Парижа приезжал господин, судя по выправке, военный, хотя одет был как буржуа. Он тоже спрашивал кюре или кого-нибудь, кто знал о судьбе девочки, воспитывавшейся в деревне, но вот уже пять или шесть лет как исчезнувшей. Я сразу догадался, что это были вы, генерал, и что ваши поиски оказались бесплодными.

– Вы совершенно правы, – подтвердил генерал.

– Тогда я узнал у тамошнего мэра, не осталось ли в деревне людей с фамилией Буавен. Мне сообщили, что четверо или пятеро Буавенов живут в Руане. Я побывал у всех них по очереди и в конце концов нашел одну старую деву, получившую небольшое наследство, мебель и бумаги своей двоюродной бабки.

Эта старая дева заботилась о Мине в течение пяти лет и знала ее отлично. Если бы у меня и оставалось еще сомнение, оно сейчас же рассеялось, когда она отыскала письмо, которое я вам показал.

– Да где же мое дитя? Где моя дочь? – вскричал генерал.

– Она или, точнее, они – отныне вам следует, генерал, называть их во множественном числе – сейчас в Голландии, где живут каждый в своей клетке, как канарейки, которых голландцы подвергают тюремному режиму, чтобы заставить их петь.

– Я еду в Гаагу! – объявил генерал и поднялся.

– Вы хотели сказать: «Мы едем!» – не так ли, дорогой генерал? – уточнил Сарранти.