Молодая женщина снова опустила подбородок на руку и приготовилась слушать.
– Прежде чем я заговорю или, вернее, продолжу разговор о деле, – начал г-н де Маранд, – позвольте мне, мадам, еще раз выразить искреннее восхищение вашей редкой красотой, расцветающей с каждым днем, а нынче ночью она, кажется, достигла апогея человеческой красоты.
– Откровенно говоря, сударь, я не знаю, что и ответить на вашу любезность: она радует меня тем больше, что обыкновенно вы не слишком щедры на комплименты… Прошу меня правильно понять: я сожалею об этом, но отнюдь вас не упрекаю.
– Отнесите мою скупость в похвалах на счет моей ревностной любви к работе, мадам… Все мое время посвящено цели, которую я перед собой поставил. Но если однажды мне будет позволено провести хоть часть отпущенного мне времени в удовольствии, которым вы дарите меня сейчас, поверьте: это будет счастливейший день моей жизни.
Г-жа де Маранд подняла на мужа глаза и бросила изумленный взгляд, словно в его словах прозвучало нечто до крайности необычное.
– Однако мне представляется, сударь, – отвечала она, постаравшись вложить в свои слова все свое очарование, – что всякий раз, как вы хотели бы посвятить себя этому удовольствию, вам достаточно сделать то же, что и нынче: предупредить, что вы желаете меня видеть, или даже, – прибавила она с улыбкой, – прийти ко мне без предупреждения.
– Вы же знаете, – улыбнувшись в ответ, возразил г-н де Маранд, – что это противоречит нашим условиям.
– Условия эти продиктовали вы, сударь, а не я; я их приняла, и только! Не мне, бесприданнице, обязанной вам своим состоянием, положением… и даже честным именем отца, выдвигать вам условия, как мне кажется.
– Неужели вы полагаете, дорогая Лидия, что наступило время что-либо изменить в этих условиях? Не показался бы я слишком докучливым, если бы, например, явился сейчас без предупреждения и вторгся со своим супружеским реализмом в мечты, занимавшие вас весь нынешний вечер да и теперь, возможно, смущающие ваш покой?
Г-жа де Маранд начала понимать, куда клонит муж, и почувствовала, что краснеет. Г-н де Маранд переждал, пока она придет в себя и румянец сойдет с ее щек, и продолжал прерванный разговор.
– Вы помните наши условия? – спросил он с неизменной улыбкой и беспощадной вежливостью.
– Отлично помню, сударь, – отозвалась молодая женщина, изо всех сил стараясь не показывать своего волнения.
– Вот уже скоро три года, как я имею честь быть вашим супругом, а за три года можно многое забыть.
– Я никогда не забуду, чем вам обязана, сударь.
– В этом вопросе наши мнения расходятся, мадам. Я не считаю вас своей должницей; однако, если вы думаете иначе и знаете за собой какой-нибудь долг в отношении меня, то как раз о нем-то я просил бы вас забыть.
– Чтобы не вспоминать, одного желания недостаточно.
Есть люди, для которых неблагодарность – не только преступление, но и невозможность! Мой отец, старый солдат и отнюдь не деловой человек, вложил все свое состояние – в надежде его удвоить – в сомнительное производство и разорился. У него были обязательства в банке, который вскоре возглавили вы; и эти обязательства не могли быть соблюдены в срок. Один молодой человек…
– Мадам… – попытался остановить ее г-н де Маранд.
– Я ничего не хочу опускать, сударь, – твердо проговорила Лидия. – Вы думали, что я забыла… Один молодой человек решил, что мой отец богат, и стал просить моей руки. Инстинктивное отвращение к этому человеку поначалу заставило отца отвергнуть его предложение. Однако мои уговоры сделали свое дело: молодой человек сказал, что любит меня, и я было подумала, что тоже его люблю…
– Вы только так думали? – уточнил г-н де Маранд.
– Да, сударь, я так думала… Разве в шестнадцать лет можно быть уверенной в своих чувствах? А если еще учесть, что я тогда только что вышла из пансиона и совершенно не знала света…
Итак, повторяю: мои уговоры победили сомнения отца, и он в конце концов принял господина де Бедмара. Все было обговорено, даже мое приданое: триста тысяч франков. Но вдруг распространился слух о том, что мой отец – банкрот: жених внезапно прекратил визиты и исчез! А некоторое время спустя отец получил от него письмо из Милана; господин де Бедмар писал, что узнал о неприязненном отношении моего отца к будущему зятю, а, как известно, насильно мил не будешь. Мое приданое было положено в банк и объявлено неприкосновенным. Оно составляло почти половину того, что отец задолжал вашему банку. За три дня до того, как истек срок платежей, он пришел к вам, предложил триста тысяч франков, а выплату остальной суммы попросил отсрочить. Вы ему предложили прежде всего успокоиться и прибавили, что у вас к нему есть дело, ради которого и пригласили его на следующий день встретиться у нас. Все верно?
– Да, мадам… Однако я против слова «дело».
– Кажется, вы тогда употребили именно его.
– Мне был нужен предлог, чтобы прийти к вам, мадам:
слово «дело» послужило не определением, а лишь предлогом.