В течение дня прибыла депеша; сначала подумали было, что в ней говорится об отъезде императора. Наполеон распечатал ее и прочитал следующее:
«Приказ военного министра генералу Беккеру
Париж, 28 июня 1815 года.
Господин генерал!
Вам предписано возглавить часть гвардии, находящуюся в Рюэе под Вашим командованием, а затем сжечь и полностью разрушить мост Шату.
Приказываю также разрушить Безонский мост войскам, находящимся в Курбевуа.
Для выполнения этой операции я посылаю туда одного из моих адъютантов.
Завтра я отправлю войска в Сен-Жермен, а пока займите эту дорогу.
Офицеру, доставившему Вам это письмо, поручено вручить мне отчет о выполнении данного приказа».
Генерал Беккер ждал, что скажет император.
Тот, не теряя хладнокровия, передал ему письмо.
– Каков будет приказ вашего величества? – спросил граф Беккер.
– Исполняйте полученное распоряжение, – отвечал император.
Генерал Беккер отдал необходимые приказания в ту же минуту.
Вечером генерала отозвали в Париж: он уехал в восемь часов.
Наполеон не пожелал ложиться до возвращения генерала.
Он хотел знать, что произойдет между генералом и военным министром.
В одиннадцать часов генерал вернулся.
Император приказал немедленно пригласить его.
– Что нового в Париже? – едва завидев генерала, спросил император.
– Происходят странные вещи, сир; вы не поверите, ваше величество…
– Ошибаетесь, генерал: с тысяча восемьсот четырнадцатого года я излечился от непонятливости. Рассказывайте, чему вы явились свидетелем.
– Свидетелем! Да, сир, можно подумать, что ваше величество обладает даром ясновидения. Прибыв в особняк министра, я столкнулся с человеком, выходившим от его высочества, на которого я вначале не обратил внимания.
– Что это был за человек? – нетерпеливо спросил Наполеон.
– Принц позаботился о том, чтобы сообщить мне это, – продолжал генерал. «Вы узнали человека, который только что от меня вышел?» – спросил он. – «Я не обратил на него внимания», – признался я. – «Это господин де Витроль, уполномоченный Людовика Восемнадцатого».
Наполеон не смог сдержать едва заметной дрожи.
Генерал Беккер продолжал:
– «Ну что же, дорогой генерал, – сказал мне военный министр, – это господин де Витроль, уполномоченный Людовика Восемнадцатого, явившийся от имени его величества (Людовик ХУГГГ снова стал „величеством“), передал мне предложения, которые я нашел вполне приемлемыми для страны. Таким образом, если мои предложения одобрены, завтра я поднимусь на трибуну и обрисую наше положение, чтобы дать почувствовать необходимость принятия проектов, которые я считаю полезными для интересов нации».
– Стало быть, интересы нации заключаются отныне в возвращении Бурбонов… – пробормотал Наполеон. – И вы ничего на это не ответили, генерал?
– Напротив, сир. «Господин маршал! – сказал я. – Не скрою, я удивлен, видя, что вы принимаете решение, которое определяет судьбу империи в пользу второй реставрации; поостерегитесь взваливать на себя такую ответственность. Возможно, существуют другие средства отбросить неприятеля, а мнение Палаты не кажется мне, после ее голосования в пользу Наполеона Второго, благоприятным для возвращения Бурбонов».
– И что он ответил? – поторопился спросить император.
– Ничего, сир. Он вернулся в свой кабинет и передал мне новый приказ об отъезде.
И генерал передал бумагу, в которой говорилось о том, что, если Наполеон не уедет в двадцать четыре часа, никто не отвечает за его личную безопасность.
Но император словно и не слышал приказа.
Казалось, его ничто не должно было удивлять, он же не мог понять одного: вопрос о возвращении Бурбонов обсуждался с г-ном де Витролем через принца Экмюхльского, который вел переговоры о возвращении его, Наполеона, через того же человека, который прислал ему на остров Эльба г-на Флери де Шабулона, чтобы привлечь его внимание к положению дел и передать, что Франция для него открыта и ждет его!
Когда стало известно о высадке, бывший начальник штаба Наполеона оказался настолько скомпрометирован, что попросил прибежища у г-на Паскье, главного хирурга Инвалидов; он знавал его еще в армии и мог на него положиться.
Наполеон заблуждался: еще существовало нечто, способное его удивить.
Он отдал приказание о своем отъезде на следующий день.
Но пока шла подготовка к отъезду императора, произошло событие, последствия которого могли привести к серьезным изменениям.
Одним из тех, кто с болью следил за тем, как Наполеон нерешительно борется с Божьей десницей сначала в Елисейском дворце, а потом в Мальмезоне, оказался наш старый знакомый, г-н Сарранти, в настоящее время искупающий свои грехи за решеткой; а вскоре он и вовсе, может быть, заплатит головой за непреклонную верность императору.
Со времени возвращения Наполеона он неустанно и почтительно напоминал своему бывшему генералу, что в такой стране, как Франция, ничто никогда не потеряно. Маршалы были забывчивы, министры неблагодарны, сенат отвратителен. Но армия и народ сохранили ему верность.
Необходимо все отринуть от себя подальше, повторял г-н Сарранти, и призвать на этот великий бой народ и армию.