При виде бросившегося в воду человека, а также судна, отдающего себя на волю победителя, французы прекратили огонь. Вскоре навстречу пловцу вышла шлюпка.
Командовал ею боцман родом из Сен-Мало.
По воле случая оказалось, что Пьер Эрбель брал у этого старого морского волка первые уроки каботажного плавания.
Он узнал своего учителя и окликнул его по имени.
Моряк поднял голову, приставил руку к глазам и, бросив руль, перебежал на нос:
– Разрази меня гром, если это не Пьер Эрбель! – вскричал он.
– Что это вы встречаете меня английским ругательством, папаша Берто? – возмутился Эрбель. – Разве так встречают земляка и ученика?! Здравствуйте, папаша Берто! Как поживает ваша жена? Как ваши детки?
И, уцепившись за борт, прибавил:
– Да, клянусь Пресвятой Девой Марией и святым Бриеком, я Пьер Эрбель. Могу поклясться, я приплыл к вам издалека!
Вода текла с него ручьями, однако он бросился в объятия боцмана.
Шлюп находился недалеко от лодки, и четверо товарищей Эрбеля видели это поистине сыновнее объятие.
– Да здравствует Франция! – хором прокричали они.
Их крик достиг слуха тех, кто сидели в лодке.
– Да здравствует Франция! – прокричали в ответ моряки, встретившие Эрбеля.
– Там тоже друзья? – уточнил папаша Берто.
– Еще бы! Судите сами!
Эрбель подал знак, чтобы шлюп подошел поближе.
Беглецы ждать себя не заставили. В мгновение ока суденышко подняло паруса и пошло к берегу, но на сей раз не под звуки выстрелов, а под крики: «Да здравствует король! Да здравствует Франция!»
Все жители Бомона высыпали на мол.
Пятеро беглецов причалили к берегу.
Пьер Эрбель поцеловал родную землю, эту общую мать, словно дело происходило во времена Древнего Рима.
Остальные бросились в объятия тех, кто стоял к ним ближе других. Да и не все ли было равно, кого обнимать? Разве не были они все братьями? А Парижанин обращался главным образом к сестрам.
Тем временем бедный Питкаэрн весьма печально наблюдал за всеобщей радостью.
– А этот баклан чего надулся? – спросил старик Берто.
– Да это англичанин, одолживший нам свою посудину, – улыбнулся Пьер Эрбель.
– Одолжил?! – переспросил Берто. – Англичанин одолжил свою посудину? А ну-ка пусть идет сюда, мы его увенчаем розами!
Эрбель остановил Берто, который в своем воодушевлении собирался прижать Питкаэрна к груди.
– Остынь! – сказал Эрбель. – Он одолжил нам шлюп, как мы одолжили Жерсей королю Георгу, уступив силе.
– Это другое дело, – кивнул Берто. – Значит, ты не только убежал, но и пленников с собой привел! Вот это дело! Красавца моряка да еще прекрасный шлюп! Как пить дать, лодочка стоит двадцать пять тысяч ливров: по пять тысяч франков на брата.
– Питкаэрн не пленник, – возразил Эрбель.
– Как так – не пленник?
– Нет, и шлюп мы продавать не собираемся.
– Почему?
– Питкаэрн оказался в ловушке потому, что говорит побретонски и у него добрая душа: мы должны обойтись с ним как с земляком.
Он поманил англичанина, обращаясь к валлийцу на бретонском наречии.
– Подойди сюда, Питкаэрн!
Тому ничего не оставалось, как повиноваться, что он и сделал против воли, как бульдог, заслышавший приказание хозяина.
– Пусть подойдут ближе, – пригласил Эрбель, – все бретонцы! – И обвел рукой вокруг.
– Друзья мои! – продолжал он, представляя им Питкаэрна. – Вот земляк, которого надо на славу угостить нынче вечером, потому что завтра утром он вернется в Англию.
– Браво! – одобрительно прокричали моряки, протягивая Питкаэрну руки.
Тот ничего не понимал. Он решил, что попал в незнакомый валлийский город.
Все говорили по-валлийски.
Эрбель объяснил ему, что происходит и как решили поступить с ним и с его шлюпом.
Незадачливый англичанин не мог в это поверить.
Не беремся описывать праздник, героями которого оказались пятеро беглецов и славный Питкаэрн. Вечер прошел за столом, а ночь – в танцах.
На следующий день сотрапезники, танцоры и танцовщицы проводили Питкаэрна на «Прекрасную Софи», снабженную, как никогда, едой и питьем. Потом ему помогли поднять паруса и якорь. Ветер был попутный, и он величаво вышел из гавани под крики: «Да здравствуют бретонцы! Да здравствуют валлийцы!»
Погода в тот день, да и на следующий, была прекрасная; были все основания полагать, что славный Питкаэрн и его «Прекрасная Софи» благополучно добрались домой, а рассказ об этом приключении можно и сейчас услышать от жителей Памбрука.
XXIV.
«Прекрасная Тереза»
Читатели понимают: события, о которых мы только что рассказали, преувеличены бретонской поэтикой и приукрашены парижской шутливостью, но они создали Пьеру Эрбелю репутацию отважного и вместе с тем осторожного человека; благодаря этому он оказался первым среди своих товарищей, а те были тем более ему признательны, что ни для кого из них не было секретом: он принадлежит к одному из знатнейших родов не только Бретани, но и Франции.