Сальватор. Части 3, 4

— По правде сказать, не откажусь! — воскликнул капитан. — Но при одном условии: я сам буду платить за эту квартиру и о цене тоже договорюсь сам.

Предложение было принято.

Трое друзей собирались вместе поужинать.

Жан Робер и Людовик пришли в пять часов.

Людовик был печален: о Рождественской Розе не было никаких новостей. Сальватор появлялся дома редко, на несколько минут, чтобы успокоить Фраголу; она ждала его лишь завтра к вечеру или даже послезавтра.

Чтобы развлечь Людовика, в котором капитан, казалось, принимал живейшее участие, решено было поужинать у Легриеля в Сен-Клу.

Людовик и Петрус поедут туда в двухместной карете, а Жан Робер и капитан — верхом.

В шесть часов они отправились в путь. Без четверти семь четверо посетителей заняли отдельный кабинет в заведении Легриеля.

В ресторане собралось много народу. В кабинете, соседнем с тем, где устроились наши герои, было особенно шумно: оттуда доносились громкая речь и веселый смех.

Сначала четверо приятелей не обращали на это внимания.

Они были голодны, и звон посуды почти заглушал голоса и смех.

Но вскоре Людовик стал внимательно прислушиваться.

Ведь он и в самом деле был самым невеселым среди своих товарищей.

Он улыбнулся через силу.

— Я узнаю голос, вернее, оба голоса! — сказал он.

— Уж не принадлежит ли один из них пленительной Рождественской Розе? — поинтересовался капитан.

— К сожалению, нет, — вздохнул Людовик. — Этот голос веселее, но не такой чистый.

— Кто же это? — спросил Петрус.

Взрыв хохота, подобный бурно сыгранной гамме, ворвался в кабинет наших героев.

Правда, стенки между кабинетами представляли собой не что иное, как затянутые холстом и оклеенные обоями ширмы, которые убирают в дни больших празднеств.

— Во всяком случае, смех искренний, в этом я уверен, — вставил Жан Робер.

— Ты вполне можешь за это поручиться, дорогой друг, потому что женщины, сидящие в соседнем кабинете, — это принцесса Ванврская и графиня дю Баттуар.

— Шант-Лила? — в один голос подхватили Жан Робер и Петрус.

— Шант-Лила собственной персоной. Да вы послушайте!

— Господа! — смутился Жан Робер. — Разве прилично подслушивать, что происходит в соседней комнате?

— Черт побери! — вскричал Петрус. — Раз там говорят достаточно громко, чтобы мы услышали, значит, у тех, кто говорит, секретов нет.

— Справедливо, крестник, — одобрил Пьер Берто, — у меня на этот счет существует теория, в точности совпадающая с твоей. Однако помимо двух женских голосов мне почудился еще мужской.

— Как известно, дорогой капитан, — сказал Жан Робер, — у каждого голоса есть эхо. Но, как правило, женскому голосу эхом вторит мужской, а мужскому — женский.

— Раз ты такой мастер распознавать голоса, может, ты знаешь, кто этот мужчина? — спросил Петрус у Людовика.

— Кажется, я смогу так же безошибочно определить кавалера, как и дам, да и у вас, если вы хорошенько прислушаетесь, не останется на этот счет сомнений, — отозвался Людовик.

Молодые люди насторожились.

«При всем моем почтении, принцесса, позволь тебе все же не поверить», — послышался один голос.

«Клянусь тебе, что это чистая правда, накажи меня Бог!»

«Какая мне разница, правда это или нет, если это совершенно неправдоподобно! Пусть лучше будет ложь, но правдоподобная, и я тебе поверю».

«Спроси лучше у Пакеретты, и сам увидишь».

«Подумаешь, ручательство! Софи Арну отвечает за госпожу Дюбарри! Графиня дю Баттуар отвечает за принцессу Ванврскую! Пакеретта — за Шант-Лила!»

— Слышите? — спросил Людовик.

«Мы по-прежнему любим хлопушки, господин Камилл?» — спросила Шант-Лила.

«Больше, чем когда-либо, принцесса! На сей раз у меня была причина: я устроил целый фейерверк в честь вашего особняка на улице Ла Брюйера, четверки рыжих лошадей с подпалинами, ваших вишневых жокеев, и все это получено даром».

«И не говори! У меня такое впечатление, что он ищет девушек, получивших розовый венок за добродетель, и намерен увенчать так и меня».

«Нет, он тебя приберегает, возможно, для брака».

«Дурак! Он женат!»

«Фи, принцесса! Жить с женатым мужчиной! Это безнравственно».

«А вы-то сами?»

«Ну, я почти и не женат! И потом, я с тобой не живу!»

«Конечно, вы со мной ужинаете, только и всего. Ах, господин Камилл, лучше бы вы женились на бедняжке Кармелите или написали ей вовремя, что больше не любите ее. Она вышла бы замуж за господина Коломбана и сегодня не ходила бы в трауре».

И Шант-Лила тяжело вздохнула.

«Какого черта! Как я мог это предвидеть? — воскликнул легкомысленный креол. — Мужчина ухаживает за женщиной, становится ее любовником, но не обязан же он на ней из-за этого жениться!»

«Чудовище!» — ужаснулась графиня дю Баттуар.

«Я не брал Кармелиту силой, — продолжал молодой человек, — как, впрочем, и тебя, Шант-Лила. Скажи откровенно, разве я взял тебя силой?»

«Ах, господин Камилл, не сравнивайте нас: мадемуазель Кармелита — порядочная девушка».

«А ты — нет?»

«Я просто добрая девушка».

«Да, ты права: добрая, превосходная!

— Да если бы я тогда не упала со своего осла на траву и не лишилась чувств, еще не известно, как все обернулось бы».

«А твой банкир?»

«С моим банкиром вообще ничего не было».