Сальватор

– Ни то, ни другое, ни третье, о, ученейший бакалавр, – сказал Карманьоль, глядя на Жибасье с восхищением и перекладывая кошелек из правого кармана в левый, другими словами, убирая его подальше от своего спутника, и, возможно, не без основания полагая, что следует ожидать чего угодно от человека, который признался, что знает так много, и, несомненно, утаил, что знает еще больше.

– Нет, – продолжил Карманьоль. – Я говорю о моей Барбет: она сдает напрокат стулья в церкви Святого Якова и живет в Виноградном тупике.

– О! Что это такое – пракатчица стульев из Виноградного тупика, – презрительно произнес Жибасье. – Ну и знакомые у вас, Карманьоль!

– Знакомства надо иметь повсюду, господин граф.

– Ну, так что же дальше?.. – спросил Жибасье.

– Так вот я и говорю, что Барбет сдает напрокат стулья, и такие стулья, на которые мой приятель «Длинный Овес»… Вы ведь знаете «Длинного Овса»?

– Видел.

– Ну вот, на этих стульях не гнушается сидеть даже мой приятель «Длинный Овес».

– Но какое отношение имеет к тайне, которую я хочу узнать, какая-то женщина, сдающая внаем стулья, на которых не гнушается сидеть ваш приятель «Длинный Овес»?

– Самое непосредственное.

– Продолжайте, – сказал Жибасье, останавливаясь, хлопая глазами и вращая большими пальцами сложенных на животе рук. Иными словами, используя все оттенки голоса и все жесты для того, чтобы показать: «Ничего не понимаю».

Карманьоль тоже остановился. Его улыбка источала огромную радость победителя.

Часы церкви Вознесения пробили три раза.

Собеседники, казалось, забыли обо всем на свете, слушая этот бой.

– Без четверти двенадцать, – произнесли они хором. – Ладно, время у нас еще есть!

Это восклицание доказывало, что каждый из них придавал большое значение начатому разговору.

Но поскольку интерес Жибасье был большим, чем интерес Карманьоля, ибо это Жибасье расспрашивал Карманьоля, а тот лишь отвечал, то разговор продолжил именно Жибасье:

– Слушаю вас.

– Вы, вероятно, не ведаете того, дорогой коллега, потому что вы несколько по-другому относитесь к нашей святой вере, что все женщины, сдающие напрокат стулья в церквах, прекрасно знают друг друга.

– Признаюсь, я этого совершенно не ведаю, – сказал Жибасье с полной откровенностью, присущей людям сильным.

– Так вот, – продолжал Карманьоль, довольный тем, что может сообщить нечто новое такому образованному человеку, – эта женщина, что сдает внаем стулья в церкви Святого Якова…

– Барбет? – вставил Жибасье, чтобы показать, что не пропускал мимо ушей ни единого слова собеседника.

– Да, Барбет. Так вот она очень дружна с одной из своих коллег в Сен-Сюльписе, которая проживает на улице По-де-Фер.

– Вот оно что! – воскликнул Жибасье, перед которым забрезжила разгадка.

– Вы начинаете кое-что понимать, не так ли?

– Пока еще смутно, но я что-то чую, о чем-то догадываюсь…

– Короче, как я уже сказал, наша женщина, сдающая внаем стулья в Сен-Сюльписе, работает консьержкой в доме, до дверей которого вы вчера ночью проследовали за мсье Сарранти и в котором проживает его сын, аббат Доминик.

– Продолжайте, продолжайте, – пробормотал Жибасье, не желавший ни за что на свете потерять путеводную нить, за которую он только что ухватился.

– Так вот, первой мыслью, которая пришла в голову мсье Жакалю после получения сегодня утром письма с изложением вашего вчерашнего маршрута слежки, была мысль о том, что поскольку вы проследовали за мсье Сарранти до дверей дома на улице По-де-Фер, отправить за мной и спросить, нет ли у меня знакомых в этом самом доме. Сами понимаете, мсье Жибасье, какова была моя радость, когда я узнал, что именно в этом доме несла охрану подружка моей знакомой. Мне оставалось только сказать, что задание понял, и помчаться к моей Барбет. Я знал, что найду у нее «Длинного Овса»: именно в это время он пьет у нее кофе. Значит, я помчался в Виноградный тупик. И точно, «Длинный Овес» был там. Я шепнул ему на ухо пару слов, он о чем-то переговорил с Барбет, и та немедленно пошла навестить свою подружку, которая сдает внаем стулья в Сен-Сюльписе.

– О, неплохо, совсем неплохо! – сказал Жибасье, начавший угадывать первые буквы шарады. – Продолжайте, я весь внимание.

– Итак, сего дня утром, в половине восьмого, Барбет отправилась на улицу По-де-Фер. Я повторяю, что «Длинный Овес» несколькими словами ввел ее в курс дела. Поэтому первое, что она заметила в уголке одного из окон, было письмо, адресованное мсье Доминику Сарранти.

– Слушайте, – сказала Барбет своей подружке, – так, значит, ваш монашек еще не вернулся домой?

– Нет, – ответила та. – Но он может прийти с минуты на минуту.

– Удивительно, что он так подолгу не бывает дома.

– Да разве узнаешь, чем занимаются эти монахи? А почему это вы о нем заговорили?

– Просто увидела, что для него есть письмо, – ответила Барбет.

– Да, это письмо на его имя пришло вчера вечером.

– Странно, – снова сказала Барбет, – почерк очень похож на женский.

– Да нет же, – ответила ее подружка. – Какие могут быть женщины… Аббат Доминик живет здесь вот уже пять лет, и я ни разу не видела здесь ни одной женщины.

– Зря вы так в этом уверены…