Салтыков. Семи царей слуга

Хоть подпись Ермолая и стояла в самом конце длинного списка, начинавшегося с фельдмаршальской фамилии, но концовка выводов комиссии была почти дословно записана с его слов: «…нижеподписавшиеся за полезное находят содержать при армии как прежние пушки и мортиры, так и новоизобретенные орудия».

Глебов возвращался в Петербург вместе с Салтыковым, везя в бауле журнал свидетельства артиллерии с точным дотошным описанием всех стрельб и с выводами едва ли не сточленной комиссии. На одном из ночлегов, укладываясь спать с фельдмаршалом в одной избе, Глебов вдруг попенял ему:

— И что вы за них вступились, Петр Семенович?

— За кого? — не понял Салтыков.

— Ну за пушкарей ваших, рядовых?

— Ах, Сергей Иванович, для солдата ружье, а тем более пушка — предмет почти одушевленный. Думаете, случайно они поют: «Наши жены — пушки заряжены»? Нет, друг мой, от искренней любви к сим предметам. Мне многие офицеры сказывали, что наш солдат, в бою умирая, прощается с ружьем, целуя его. Да, да. Вот и этот Ермолай, как же он согласится списать пушку, которая в бою, может, ему жизнь спасла. Сие он сочтет предательством. Так что не надо на них серчать, Сергей Иванович, их понимать надо.

Постаревшая жена Салтыкова Прасковья Юрьевна встретила мужа радушно:

— Что? Отвоевался наконец, Аника-воин?

— Кабы так, Парашенька. Вызвали для отчету.

— А что ж Ваню-то не привез?

— Совестно, мать, за собой сына таскать, чай, не кадет уж, полковник. На нем уж полк гренадерский, как его оставлять?

— Сам-то вон армию оставил, — ворчала жена за обедом. — А ребенку, вишь, нельзя.

— Нельзя, Парашенька, нельзя. Меня государыня востребовала. А армию Фермору велели передать.

— Но вот прошлый раз же присылал Ивана курьером. Можно было?

— Тогда он в адъютантах обретался, а ныне командир полка. Разница?

— Не назначал бы на полк.

— Как можно, как можно, мать? Командир полка пал в бою, солдата не поставишь, а тут Иван под рукой.

— Вот-вот, чтоб еще и Ваню убили.

— Что делать, Парашенька, на то мы военные, знали, на что шли. А убивают не всякого ж.

Как мог утешал Петр Семенович супругу, пенявшую ему за сына, в душе разделяя ее беспокойство и сочувствуя ей.

На следующий день, одевшись в парадную форму с кавалериями, явился Салтыков к канцлеру Воронцову. В приемной сидели просители, но адъютант канцлера, увидев фельдмаршала, вскочил, щелкнул каблуками:

— Айн момент! — и исчез за дверью, ведущей в кабинет канцлера, и почти сразу же распахнул золоченые створки, провозгласив на всю приемную торжественно:

— Их сиятельство фельдмаршал и кавалер Петр Семенович Салтыков.

Воронцов поднялся навстречу такому гостю:

— Петр Семенович, дорогой. Я рад приветствовать славного героя Кунерсдорфской баталии.

Он обнял фельдмаршала, трижды приложился своими холеными бакенбардами к выбритым ланитам графа.

— Жаль, опоздал, Петр Семенович. Тут такие торжества у нас были в честь твоей победы, такие фейерверки, пожалуй, нисколь не хуже петровских. Сама государыня так велела.

— Извините, Михаил Илларионович, не до торжеств мне было. Армию на зимние квартиры определял, госпитали устраивал, ремонт телегам, пушкам налаживал. Голова кругом шла.

— Голова кругом, однако прислал-таки свои виды на следующую кампанию.

— А как же, чай, война не кончилась.

— Вот мы и решили позвать тебя. Ее величество велела, зовите, мол, фельдмаршала, ему все исполнять придется, с ним и составляйте план. Мы зовем, а тебя нет все.

— Да меня задержали сравнительные испытания артиллерии.

— Знаем. Все это Петр Иванович затеял.

— Я догадался.

— Он с этим своим единорогом всем уши прожужжал, мол, ни у кого такой пушки нет. Надо, мол, чтоб враг не проведал ее секреты.

— Возни нам с этой его секретностью. Пушку закрывай, никого не подпускай. Надысь часовой поранил одного офицера, тот вздумал у секретной пушки малую нужду справить.

— И что же вы с ним сделали? — улыбаясь, спросил Воронцов.

— С кем?

— С солдатом, конечно?

— Пришлось благодарность выносить.

— Вот те раз. Он же офицера ранил, говоришь.

— А зачем к секретному орудию офицеру приспичило? Знал же, что секретное.

— А что, там действительно большой секрет?

— Да как сказать? У единорога коническая зарядная камера, это ускоряет заряжание, а при выстреле уменьшает рассеивание. Ну и к тому ж за счет облегчения лафета единорог более маневрен, чем старая пушка, а еще и прицел в виде диоптрии. А это повышает точность стрельбы.

— Ну что ж, это немало. Значит, Петр Иванович знал, что секретить. Ну бог с ним, с единорогом. Мы получили, Петр Семенович, ваш краткий план будущей кампании. Но он, как бы это сказать, похож на сказку: если пойдешь налево — погибнешь, если направо — пропадешь.

— Неужто поняли так? — Салтыков почесал нос.