Салтыков. Семи царей слуга

В одном из писем Екатерине король настолько обнаглел, что попросил у нее прислать план военной кампании, которого, как оказалось, не было. Но даже если б он был, вряд ли великая княгиня решилась передать его прусскому королю. Поскольку в случае раскрытия — это бы квалифицировалось как предательство. А перед глазами Екатерины был уже горький пример любимца императрицы лейб-медика Лестока, которому вменено было именно это — сотрудничество с врагом. В 1748 году он был арестован, подвергнут пытке, осужден на казнь, но, как водилось, пощажен и отправлен в ссылку в Устюг.

По этой же причине и ее мать, принцесса Цербстская, была выдворена из России. А у Екатерины Алексеевны уже тогда роились планы овладения русской короной, и даже нашелся сильный тайный союзник, сочувствующий этим планам, а именно великий канцлер Бестужев.

Нет, она не будет предательницей в той стране, где ждет ее в недалеком будущем императорская корона. Только муж ее Петр III не скрывал своего восхищения Фридрихом II, радуясь всем его победам и огорчаясь неудачам. Он окружил себя голштинцами, создав из них свою гвардию, насчитывающую более тысячи человек, и вместе с ними отмечал пьянками успехи прусского короля. И пил в открытую за его победу.

Елизавета Петровна в одно время начала всерьез подумывать — не вручить ли наследство Иоанну Антоновичу? Оставаясь наедине с фаворитом, она часто хваталась за голову:

— Боже мой, кого я вскормила! А? Врага России для русского престола.

— Ничего, Лизанька, — утешал Алексей Разумовский. — Даст бог, все наладится. Сядет на престол, поумнеет.

— Да нет, Алеша, он всегда дураком был и пьяницей. А горбатого, сам знаешь, могила только и исправит.

— Ну Катерина-то умная, поди, поправит, ежели что.

— Только на нее и надежа.

Сразу по получении известия о захвате Фридрихом Саксонии императрица призвала канцлера:

— Алексей Петрович, на носу война, что надлежит сделать в первую очередь?

— Надо назначить нашего главнокомандующего, ваше величество, — Кого бы вы предложили?

— Я бы предложил генерал-кригскомиссара Степана Апраксина[41], ваше величество. К тому же он вице-президент Военной коллегии.

— Думаете, он справится?

— А мы поможем. Я предлагаю при вашем величестве создать постоянно действующую Конференцию из пяти-шести опытных человек. Она бы вырабатывала планы для армии, и Апраксину оставалось бы их только исполнять.

— Кого б вы хотели ввести в Конференцию?

— Ну, разумеется, я, мой вице-канцлер Воронцов, Бутурлин Александр Борисович[42], братья Шуваловы — Иван Иванович[43] и Петр Иванович[44].

— Это правда, что Петр Иванович изобрел какую-то хитрую пушку?

— Да, ваше величество.

— Ну и как она?

— В бою покажет себя. Пока лишь Петр Иванович боится, чтоб враги не разнюхали о его изобретении, велит к пушкам посторонних не подпускать, а казенную часть закрывать парусиной от любопытных.

— Ух ты, — улыбнулась Елизавета. — Я предлагаю ввести в Конференцию и начальника Тайной канцелярии третьего Шувалова.

— Хорошо, ваше величество. Пусть войдет сюда и третий брат — Александр Иванович.

— И еще. Я думаю, не солидно в главнокомандующие назначать генерала. Подготовьте указ о производстве Апраксина в фельдмаршалы. Я подпишу. И следом Указ о назначении.

— Я думаю, надо написать и манифест об объявлении войны, чтоб возбудить патриотизм у простого народа.

— Да, да, Алексей Петрович, составьте манифест. Я подпишу и опубликуем в «Ведомостях»[45].

Вечером Бестужев был у Апраксина, проходя к нему в кабинет, сказал:

— Пришел обрадовать тебя, Степан. Только что ты произведен в фельдмаршалы.

— Чем же я заслужил такую милость?

— Не, брат, только будешь заслуживать.

Апраксин насторожился, догадавшись, спросил не очень радостно:

— Неужто меня?

— Тебя, Степа, тебя. Аль не рад?

— А чему радоваться-то, Петрович? Я еще от Персии не оклемался, и тут на тебе — новый хомут.

— Ну вот тебе раз, — вздохнул Бестужев. — Я думал, удружил тебе. Выпьем по чарке в честь фельдмаршальства.

— Да выпить-то выпьем. Эй! Мишка! — позвал Апраксин.

И возникшему в дверях денщику приказал:

— Принеси нам с канцлером ренского пару бутылок и чарки. Да поживей.

Денщик был выдрессирован, явился мигом с бутылками и чарками и даже с закуской. Выбил пробки.

— Готово, ваше сиятельство.

— Ступай, — махнул рукой Апраксин.

Денщик вышел.

Степан Федорович наполнил бокалы, подвинул один Бестужеву:

— Ну, давай за фельдмаршальство, Алексей Петрович, что уж теперь. Из бабы девку не сделаешь.

— Что уж так мрачно, Степан?

— А что веселого, Алексей Петрович? Мне уж пятьдесят пять, поздновато за такой гуж браться. Я-то, пожалуй, лучше всех вас знаю, в каком состоянии нынче армия. Коней, пушек и даже телег нехватка. А провиант? Эх-х! — махнул рукой Апраксин.

— Ну у тебя ж будут заместители, начальник штаба.

— А что заместители? Они дров наломают, а с меня спрос.

— Кого б ты хотел в штаб себе?

— Веймарна Иван Ивановича. Он молодой, пусть тянет.

— Хорошо. Считай, он уже у тебя. Я по должности начальник Конференции, думаю, и все члены согласятся на твою просьбу.

— Что это еще за Конференция?