Салют из тринадцати орудий

Путешествовали они в разнообразных наемных каретах и экипажах. Иногда в них запрягали просто невероятное количество животных, но сколь бы мало или много их ни было, бежать их заставляли с максимальной скоростью. Так ехали сэр Джозеф, Стэндиш (которого Джек предложил после взаимных объяснений подвезти), багаж, музыкальные инструменты и большое количество необходимых документов. А также и Киллик с Бонденом (оба — невеликие наездники). Они сидели вместе с кучером или на задках, пока в Галисии их не застал ослепляющий дождь — тогда сэр Джозеф предложил им ехать внутри. Джек и Стивен ехали верхом. Под рукой имелось огромное количество потерянных, украденных, заблудившихся кавалерийских лошадей из разных армий, так что каждый ехал со сменной лошадью и грумом, мчась вперед вечером, чтобы договориться об ужине и ночлеге.

Тяжелая поездка — вперед, вперед, все время вперед, не останавливаясь даже перед местными чудесами (всего лишь один бокал вина в самом Порту). На севере их ждала грязь глубиной по оси. А однажды карету даже попыталась остановить банда, но была рассеяна метким огнем из пистолетов и карабинов.

Но с точки зрения Блейна, эта поездка не шла ни в какое сравнение с тяготами пути в Лиссабон. Теперь у него был проводник, прекрасно знакомый с языком и манерами местного населения, с дорогами и большинством городов, а еще и с хорошими связями. Они дважды останавливались в сельских усадьбах и один раз — в монастыре, а в остальное время — в лучших трактирах, которые можно найти. К тому же теперь он путешествовал в грозной вооруженной компании, включающей в себя могучих моряков. Они могли разобраться с большей частью проблем — например, высвободить увязшее колесо c помощью закрепленных на крепком дереве талей, чей конец все могли тянуть на сухом берегу. Можно даже сказать, что путешествие оказалось почти приятным, особенно вечера. По пути в Португалию сэр Джозеф, тратя государственные деньги, не то чтобы экономил на себе, но какую-то сознательность все же проявлял. Теперь же Стивен, преодолев нежелание расставаться с медяками, швырялся золотом как ушедший в увольнение матрос, а Обри всегда был как минимум щедрым, когда было на что проявлять щедрость.

Путешествуя как короли днем, вечером они объединяли обед и ужин в одну царскую трапезу, а потом Стэндиш играл для них.

Сэр Джозеф искренне любил музыку и в полную силу оценил мастерство Стэндиша. Стивен надеялся, что Блейн сумеет разобраться с проблемой, найдя несчастному какую-нибудь безобидную незначительную должность в правительстве. Но этому не суждено было случиться. Однажды вечером в Сантьяго Стэндиш великолепно играл сюиту Корелли по памяти — ни одной фальшивой ноты — когда Джек, выпив огромное количество слабого и ароматного белого вина с винодельни хозяйки трактира, был вынужден на цыпочках направиться к двери. Он с величайшей осторожностью ее открыл, и в комнату ввалился жутко смущенный крепко сложенный офицер в мундире 1-го полка гвардейской пехоты. Гвардеец начал многословно извиняться за подслушивание — он благоговеет перед хорошей музыкой («Это же был Корелли?»), и от всего сердца поздравляет джентльмена с таким талантом.

Когда музыка закончилась, пригласили офицера выпить вместе с ними портвейна. Звали его Ламли, и он командовал гарнизоном в Сантьяго (они уже заметили некоторое число потрепанных гвардейцев, слоняющихся по грязным улицам). Как всегда в таких случаях, у них нашлось множество общих знакомых. Когда все остальные отправились спать, Ламли разделил последний бокал со Стивеном. Тот сдержанно обрисовал положение Стэндиша.

— Как вы думаете, он согласится пойти ко мне секретарем? — спросил полковник Ламли. — Обязанности очень легкие, клерки сами выполняют большую часть бумажной работы, но я многое отдам, чтобы иметь такую скрипку.

— Думаю, это вполне возможно, — ответил Стивен. 

Он бы мог добавить: «На самом деле, мне кажется, что бедняга примет любое предложение работы, которое позволит ему выжить, а не подниматься снова на борт корабля, особенно в Бискайском заливе». Но Мэтьюрин считал безответственным влиять даже на очень доброжелательного работодателя, а полковник Ламли, по крайней мере сейчас, выглядел очень добродушным. Вместо этого он заметил:

— Настолько возможно, что я уверен — стоит сделать подобное предложение.

Предложение было сделано и принято. Отряд двинулся в путь сразу после рассвета, как только удалось поднять конюхов с соломы. Стэндиш провожал их у ворот конюшни под моросью, помахивая рукой, пока они не скрылись из глаз. Его счастье, облегчение, ощущение помилования затронули всех, даже Бондена и Киллика. Эти двое всё утро изображали рожок почтового дилижанса и кривлялись в сторону проходивших мимо крестьян и солдат, пока сменившийся с зюйд-зюйд-веста на зюйд-вест ветер не набрал силу и не остудил их пыл проливным дождем. Сэр Джозеф снова позвал их в экипаж, где они и сидели неподвижно, безмолвно и вежливо, пока, наконец, задыхающиеся мулы не протащили карету сквозь всю Ла-Корунью в порт.