Салют из тринадцати орудий

По совершенно ясной любому моряку логике, черепахи попадали в разряд домашней птицы, по крайней мере в вопросах ухода за ними. Джемми-Птичник в жизни не видел столь оживленного и симпатичного существа, чем большая из двух черепах в его хозяйстве. Вторая, кажется, «угрюмая и какая-то робкая». Что же до маленьких яванских гусей, так у него есть четыре первоклассных птицы, прямо-таки рвущихся на вертел. Четырех птиц для восьми господ вполне хватит, даже с запасом на хорошие манеры. Капитанский кок, одноногий негр с Ямайки, сверкая улыбкой, заверил, что если какое-то блюдо он и может послать к столу самого короля Георга, так это гуся. А уж что с черепахами делать, он точно знает — его от материнской груди отучали черепашьим филе.

— Весьма неплохо, — признал Джек. — Мне жаль было бы держать это дело в подвешенном состоянии. — Написав приглашение и отослав его, он предложил: — Раз музицировать мы не можем, почему бы не сыграть партию в пикет? Годы прошли с тех пор, как мы последний раз садились за карты.

— Буду очень рад.

Стивен был рад лишь в определенном смысле. Он всегда, без вариантов, с поразительной регулярностью обдирал Джека Обри как липку, как и большинство других соперников в этой игре. Хотя деньги сейчас не имели значения, все равно приятно видеть, как его квинта выигрывает у Джека на одно очко, как его старшая терция торжествует над младшей и как с гордостью объявленная Джеком септима побивается почти невиданным октетом. Но с другой стороны, он был недоволен, его беспокоило, что удача утекает на пустяки. Хотя игра, конечно, требовала умения, успех такого рода целиком зависел от удачи. Если человеку на его долю отпущено лишь ограниченное количество удачи, стыдно спускать ее на щепоти.

— Что такое щепоть? — попросил объяснить Джек, когда Стивен озвучил это наблюдение.

— Врачебный термин. Честный и прямой ответ всяким там полуютам и килевым обшивкам. Он обозначает, сколько ты можешь взять между большим, указательным и средним пальцем сушеных трав и тому подобного. Коры иезуитов, например.

— Всегда слышал, что иезуиты громче лают, чем кусают [35], — ответил Джек, его синие глаза искрились весельем на добродушном покрасневшем лице. — Войдите.

Оказалось, что это Эдвардс, крайне несчастный.

— Добрый вечер, джентльмены, — поздоровался он, а потом обратился к Джеку, — наилучшие пожелания от его превосходительства, сэр, не найдется ли возможность уменьшить шум на полубаке? Он считает, что это мешает его работе.

— Он правда так думает? — уточнил Джек, навострив уши. — Жаль слышать.

Шла вторая «собачья» вахта, матросов вызвали наверх петь и плясать. Не то чтобы их надо было на такое воодушевлять или что они бы не развлекались без сигнала дудки, но она делала происходящее законным. Такое не прервешь по обыденной причине.

— Должно быть, это трумшайт Симмонса, — заметил капитан, услышав характерную ноту. Ее едва ли можно было пропустить — невероятно громкий, глубокий металлический звук, отмечающий конец такта. За ним последовали смущенные возгласы восторга и еще две ноты. — Вы когда-нибудь видели трумшайт, мистер Эдвардс? — поинтересовался Джек, дабы смягчить сложное положение молодого человека

— Никогда, сэр.

— Очень простой инструмент, что-то вроде призмы из трех тонких досок длиной где-то в сажень, со струной, натянутой на странной формы кобылку. Играют на нем смычком, хотя по звуку и не подумаешь. Если хотите посмотреть, идите на нос с мичманом. Помощник плотника несколько дней назад его сколотил.

Джек позвонил в колокольчик и сообщил Сеймуру:

— Наилучшие пожелания мистеру Филдингу, и убавьте веселье на полубаке вдвое. Готов поклясться, что это — ответ на мою записку, — проворчал Джек, возвращаясь к провальной игре.

На самом деле, ответ пришел лишь во время следующей утренней вахты, когда Джек спустился с марса длинным управляемым скольжением по грот-брам-бакштагу. «Диана» уже несколько часов находилась в зоне крейсирования, на каждом марсе сидел наблюдатель. При такой ясной погоде они могли охватить взглядом семь сотен квадратных миль моря, но пока что вообще ничего не видели — ни проа, ни даже дрейфующего ствола пальмы. Только бледно-кобальтовый купол неба, незаметно темнеющий по мере спуска к резко очерченному горизонту, и лазурь великого диска океана — две чистых идеальных формы, а между ними корабль — преходящий, настоящий и неуместный.

— Сэр, вас в каюте ждет записка, если угодно, — доложил Флеминг.

— Благодарю, мистер Флеминг. Принесите ее, пожалуйста, вместе с секстантом.

В ожидании он посмотрел на доску для записей показаний лага: между четырьмя и пятью узлами при сравнительно усилившемся ветре, в почти полный бакштаг.

— Очень незначительное продвижение, мистер Уоррен.

— Почти никакого, сэр — отозвался штурман. — Я обращал особое внимание на это каждый раз, когда опускали лаг.