Уже наступила глубокая ночь. Амина не раз выглядывала на улицу. В окнах соседей повсюду меркли огни пучины. Наконец погас и последний свет в окне Бухаира…
Салават не пришёл. Старик обманул её…
Она схватила полный кувшин воды и плеснула в очаг — дрова зашипели, и свет погас в очаге, она погасила трескучий сальный светец, сорвала с груди алмизю… Золотые кружочки старинных монет покатились со звоном по всем углам.
Старик обманул… Русская увезла Салавата, и она больше уж никогда его не увидит. Амина упала на урн'дык и заплакала молча, без вздоха, без крика. Она лежала, и слёзы лились и лились на подушку…
Вдруг, без шороха, без звука чьих-либо шагов, без стука, дверь словно сама собой распахнулась. Она вскочила. Мёртвая тьма стояла в избе.
— Салават! — вскричала она, в темноте бросаясь к нему на грудь.
Он обнял её. Она повисла на шее.
— Ты мой, Салават… Салават!.. Салават… Ты не уйдёшь от меня? Зачем железная грудь? Убери… — Она помогла в темноте снять кольчугу. Сама отложила в сторону пистолет. Сняла с него саблю, лаская его. Он, поддаваясь ласке, позволил убрать оружие. — Окна закрыты, — шепнула она. — Я зажгу только маленький огонёк. Я хочу видеть твоё лицо…
— Ласточка, белогрудка моя, радость моя, — шептал он, лаская её…
Они зажгли огонёк. Крошечный огонёк, который позволял только видеть отблеск их глаз…
— Что же ты так долго не шёл? Она не пускала тебя?
— Старик мне сказал… Откуда взяла ты басню про Пугачиху?
— От Бухаира… Он…
Вдруг с грохотом разлетелись доски урн'дыка. Восемь человек казаков и солдат, толкаясь и тискаясь, вскочили в избу. Салават бросился к двери, но в двери с ружьём появился ещё солдат.
Амина только теперь поняла, зачем жена Бухаира держала её так долго в гостях…
Она закрыла собой Салавата, но с криком: «Изменница!» — он ударил её кинжалом. Амина упала и осталась лежать неподвижной. Салават бросился в схватку. Вылезшие из-под урн'дыка враги, как щенята вокруг медведя, повисли на нём, однако, ухватив одного под мышки, Салават ударил наотмашь его же ногами, свалил сразу троих, размахнулся и бросил его в открытую дверь, где стоял солдат. Грянул выстрел, вскрикнул невольно раненный солдатом казак, и сам солдат упал в сени. Четверо оставшихся наступали на Салавата с саблями. Тогда Салават схватил в одну руку седло, лежавшее с краю урн'дыка, в другую — перину, перину бросил на саблю одного казака, седлом швырнул в голову другого, и тот без стона свалился, а Салават выскочил вон. Двое казаков помчались за ним. Салават кинулся к берегу, и бурливая ночная река открыла ему свои воды. Сзади, словно издалека, услыхал он выстрел… Никто не решился пуститься за ним в ледяную воду.
Беглец выбрался на противоположный берег и залёг в кустах. Там он лежал, дрожа, пока все не утихло в деревне. С рассветом он подошёл к чужой деревне и постучался у крайней избы.
Заспанный голос окликнул:
— Кто там?
— Я, батыр Салават Юлаев-углы.
— Что тебе? — испуганно спросил хозяин.
— Я бежал от врагов раздетым, дай мне во что одеться, дай лук со стрелами и коня.
Хозяин открыл дверь.
— Входи скорее, одевайся, вот моё платье. Бери коня тут налево. Вот узда, вот лук и стрелы, седло, — торопился хозяин. — Теперь свяжи меня и заткни мне рот: я скажу, что ты ограбил меня.
Салават засмеялся.
— Не смейся. У меня десять ртов и ни одного помощника. Как стану я бунтовать?
Салават связал хозяина полотенцем и в рот ему заткнул тюбетейку.
— Рахмат. Пусть хранит аллах все десять ртов и скорее пошлёт тебе одиннадцатый. Хош!
Салават вышел. В табуне он поймал жеребца. Жеребец взвился на дыбы.
— Тор, сукры![31] — крикнул ему Салават. — Будешь товарищем батыру… Мне не надо твоих кобыл — даже на лучшую женщину нельзя положиться.
Приарканив к дереву, Салават с трудом оседлал коня. Айгир не хотел стать невольником, много потребовалось труда взнуздать его, но когда железо, пенясь, захрустело в его зубах, Салават засмеялся.
— Ну теперь-то мы будем друзьями.
Он вскочил в седло и натянул поводья. Айгир взлетел в воздух и хотел упасть на спину, но Салават ударил его рукоятью лука меж глаз.
— Поборемся, — проговорил он и пустил жеребца скакать без дороги.
Едва рассвело, над водой ещё ползал туман, когда запененный конь остановился на берегу.
По ту сторону реки лежала деревня, там был дом Салавата.
И он запел: