К концу третьего дня подошли к самому городу. В вечернем сумраке перед ними встали башни крепости. Они расставили заставы вокруг и притаились в соседних деревнях. Когда сумерки сменились ночью, темная лава человеческих и конских тел повалила на ветхие деревянные стены крепости. В крепости грянул и растерянно заметался набат. С крепостного больверка, с палисада, грохнули пушки, с башен прогремели выстрелы, и тысячеголосый визг и свист огласили ночь.
Салават с отрядом башкир человек в двести прорвался в город с северной стороны, зайдя в обход. Неузнанные в ночи, как буран, как бешеная снежная вьюга, промчались башкиры по темным улицам и с визгом и криками ударили на больверк, в тыл артиллерии. Уже, смятые первым залпом пушек, бросились отступать от стен пугачевцы и капитан скомандовал приказ о втором залпе, уже канонирские ученики подавали канонирам новое страшное угощение, когда по бревенчатым помостам башкирские кони взлетели на гребень больверка и капитан, командовавший артиллерией, упал с пулей Салавата в голове.
- Стой, канониры! - крикнул Салават. - Я полковник государя Петра Федоровича.
Канониры остановились.
- Не слушать его, ребята! Помни присягу государыне! - выкрикнул прапорщик и выстрелил из пистолета.
Пуля попала в кольчугу Салавата и не пробила ее. В то же мгновение молодой канонирский ученик пырнул прапорщика штыком в спину, и, только успев ахнуть, тот упал. Салават усмехнулся.
- Государь приказал пушкам палить по крепости, - сказал он.
Канониры стояли потупясь...
- У них там бабы, - шепнул Кинзя Салавату.
Салават досадливо отмахнулся.
- Слушай приказ государя! - повторил он повелительно, но, прежде чем канониры успели проявить покорность или непокорность, снизу взвыл торжествующий клич наступавших пугачевцев, застрекотала редкая ружейная пальба, и через больверк устремились в городок тучи башкир, тептярей, казаков и восставших крепостных из заводов. Все смешалось.
Гарнизон уже не противился...
Богатая добыча - четырнадцать пушек с ядрами и порохом - давала повстанцам возможность без труда захватить еще ряд мелких крепостей, тем более что при пушках же были захвачены люди, искусные в своем деле.
После падения Красноуфимска башкирские отряды двинулись по окрестностям от селения к селению, всюду зажигая восстание.
К Красноуфимску с разных сторон уже скакали гонцы от сотников, старшин и полковников, посланных для набора войска и для разведывания о врагах. Они привозили вести о повсеместных восстаниях и победах народа: за Камой был занят повстанцами Ижевский завод, атаман Арапов взял город Самару на Волге, сам государь занимал одну за другою крепости, ближайшие к осажденному Оренбургу.
Всюду поднимались восстания: чуваши в Белебее подняли бунт, выгнали попов, сожгли церковь после того, как посланный Салавата прочитал им в базарный день на площади манифест Пугачева.
- Царь-патюшка досфолил свою веру дершать, нашим богам верить хотим! кричали они в лицо своему попу и объявили себя язычниками.
Под Мензелинском татары, чуваши и башкиры во главе с татарином Сянфином подняли деревни и угрожали крепости. Даже попы кое-где поднялись. Поп из прикамского села Николо-Березовки, Игнашка Иванов, как прозвали его царицыны начальники, стал атаманом и приводил Прикамье в верность Пугачеву.
Надо было двигаться дальше, по указу царя захватывать новые крепости, оставив Красноуфимск позади.
Салават призвал к себе назначенного атаманом крепости казака Иванова и есаула Матвея Чигвинцева.
- Силы довольно у вас, народ с вами, - сказал Салават им обоим. Государь указал до самой смерти стоять, крепость держать, разъезды по всем сторонам высылать. Какая весть будет - сейчас ко мне посылать гонца.
- Не тревожься, полковник Юлаич, мы ведь народ-то бывалый. Не слыхать, чтобы знатные силы какие под эти места собирались, - сказал Иванов.
- Ну, смотри, чего плохо будет, вино пьешь, проспишь - на себя пеняй богу, смертью казню!.. А станешь народ обижать, подарки тащить, деньги брать от народа - и тоже повешу... Чтобы жалобы не было на тебя никакой! Государь ведь за правду идет, и мы будем за правду...
Перед выходом из Красноуфимска Салават, по казацким обычаям, призвал горожан на круг.
- Вот вам, народ, государевы верные слуги - атаман Иван Иванов да есаул Чигвинцев Матвей. Они для добра во всем промышляют. Ослушности им никакой ни в чем не чинить, а на того, кто их слушать не станет, великий штраф будет от государя, - сказал Салават, обращаясь к кругу. - А ежели они в чем народ обидят, то к нам отпишите. Государь никому не простит, кто народ обижает!
- А где нам тебя отыскать, господин полковник? - выкрикнул из толпы одинокий голос.
- Не соломинка в поле - как-нибудь сыщешь! - с усмешкой сказал Салават.