Салават-батыр

«…В противном же сему случае можете подвергнуть себя высочайшему ея императорского величества гневу, какой противники из народа башкирского пред сим уже видели и еще в свежей памяти у вас находится».

Когда Салават перевел текст указа, Юлай обвел вопросительным взглядом сородичей:

— Ну как, йэмэгэт, все поняли, о чем речь?

Стоявший в первом ряду седой старик, опиравшийся обеими руками на суковатую палку, тяжело вздохнув, прошамкал беззубым ртом:

— Понять-то поняли… Только вот что меня тревожит: а ну как окажется, что этот Бугасай и в самом деле батша? Как бы чего потом не вышло. Не пожалеть бы. Мы ведь не знаем толком, что к чему. Потому лучше пока не вмешиваться. Если уж урысы друг с другом поладить не могут, куда уж нам, башкортам, между ними встревать?

Другой акхакал с ним не согласился.

— Ай-хай, как-то нехорошо получается, — покачал он головой. — Пока мы еще разберемся, настоящий он или ялган-батша… Кто его знает! А вот ослушаться Абей-батши мы не имеем права.

Юлай с ним согласился.

— Верно говоришь! За два-три дня соберем отряд и отправим его к Стерлитамаку в распоряжение Богданова-эфэнде, — сказал он и определил место, откуда молодым джигитам предстояло выступить в поход.

Когда все разошлись, Юлай, оставшись наедине с сыном, печально вздохнул.

— Вот ведь как все вышло, улым. Хотим мы того или нет, а придется нам-таки с казаками воевать.

— Ты сам отряд поведешь, атай?

— Нет, улым. Стар я для этого. Командовать отрядом будешь ты, — ответил Юлай. — Только прошу тебя, постарайся быть осторожным. Покуда не выяснится, что это за человек, рисковать попусту не стоит. Терять доверие властей нам невыгодно.

— Я все понял, атай, — кивнул Салават.

В назначенный старшиной день отобранные в отряд парни один за другим потянулись к месту сбора, к той самой поляне в конце аула, где обычно проходили их боевые учения и бэйге. Салават деловито осмотрел и проверил припасы и снаряжение — луки, колчаны со стрелами, дубины, копья, сабли, после чего скомандовал «по коням» и велел построиться.

Юлай не вмешивался. Он стоял среди толпы провожавших и молча наблюдал за действиями сына, испытывая за него законную гордость. Салавата нельзя было назвать рослым, но он был осанистым, плечистым, крепким и гибким. В движениях и во взгляде умных, проницательных глаз сквозили решительность и напористость. Смуглое сосредоточенное лицо казалось волевым и не по годам суровым. Довершал облик молодого командира настоящий батырский наряд — богатая отороченная пушистым лисьим мехом шапка, кольчуга, утепленный белый секмень, на ногах сапоги с длинными голенищами, за плечами туго набитый стрелами колчан, лук и прочее вооружение. Он словно рожден для того, чтобы быть впереди своих сверстников и защищать от врага родную отчизну.

Под стать батыру и его бравые товарищи. Выстроив всадников ровными рядами, Салават подъехал со своим отрядом к односельчанам. Спрыгнув вниз, он легко подхватил на руки и нежно прижал к груди дочку Минлеязу, потрепал по голове сначала одного сына, потом другого. Простившись с женами, родными и прислугой, Салават подошел к родителям и, низко поклонившись им, сказал:

— Благословите меня, атай-эсэй!

— Доброго пути, улым. Да пребудет с тобой во всех благородных деяниях твоих Аллахы Тагаля, — напутствовал его Юлай.

Азнабикэ молча выступила вперед. Она поднесла Салавату наполненную кумысом чашу и, пока он пил, успела пропеть посвященную ему песню:

Растила я тебя, сынок, да видела,
саблю острую зрела я в твоей руке.
Растя тебя, сынок, я знала, чуяла:
С врагом сразиться суждено тебе…

Ай хай, в груди моей сердце горит,
студеной водицы вы на него плесните,
А как вступят в дом наш враги,
лук да стрелы в руки возьмите…

Салават тоже ответил песней:

Стрелы меткие — наконечники стальные,
Сверкая и свистя, летят вперед.
Батыр, священный свой долг исполняя,
За честь отчизны идет в поход.
Нам бы только пробиться сквозь сосняк,
Ветки вцепятся — мы их обрубим.
А как пойдет на нас смертельный враг,
Коль повезет, мы на земле его в куски изрубим.

Еще раз поклонившись отцу-матери, Салават ловко запрыгнул в седло и махнул рукой соратникам:

— Поехали!

— Хызыр-Ильяс вам в путь! — кричали им вдогонку провожавшие.