Салават-батыр

— Ах, вон ты про что, улым. Мне про того человека отец твой рассказывал… — тихо сказала мать и покачала головой. — Эй, балам, нам-то с тобой какая разница, настоящий он батша или нет.

— Как же, эсэй! — горячо воскликнул Салават. — Он ведь слово дал вернуть нам, башкортам, наши земли-воды и волю. Да я за такого человека в огонь и воду пойду, если потребуется. Жизни своей не пожалею, эсэй!

Я не знаю Пугачева,
Не видал его лица.
Он пришел к нам в степи с Дона.
Кто же он: казак ли, царь?

            Все равно: батыр он русский,
            За народ он, сердцем яр.
            Бьет чиновников царевых,
            Генералов и бояр.

Он дарует нам свободу На родной земле везде.
Может птицей виться в небе,
Плавать рыбою в воде.

           И тогда своей землею
           Будет править сам башкир,
           И на вольные кибитки,
           Словно песнь, прольется мир![64]

Азнабикэ не стала с ним спорить.

— Великая у тебя цель, улым, — сказала она, с почтением и нежностью глядя на сына, и тихонько пропела ему:

Ух да ох — одинокая стонет сова —
Странника печальная подруга.
Кому только ложем она не была,
Трава пустынного луга?
Оседлав аргамака, жестокий хан
Кого пешим не водил за собой он?
И где только голову не слагал
Башкорт-егет, славный герой.
За пазухой птица вьет гнездо,
Комары да мухи в усах кишат,
Батыр, бесстрашно принявший бой,
На поле брани остался лежать.
Если верный конь будет рядом со мной,
Если доброго молодца встречу в пути я,
Не скажу, что друзей нет,
                   что враги — толпой.
Цепями сковать себя я не дам
                   и не склоню головы,
Недаром зовусь я батыром.
Драться буду до победного крика
                   иль до последнего вздоха,
Отважно биться, не ведая страха.
Благословенья испросив у Аллаха,
За врагом пойду
                   и за все ему отомщу.

— Я понял, что ты на моей стороне, эсэй, — обрадовался Салават, с благоговением прослушав кубаир. — Спасибо тебе, родная моя, за поддержку!

— Да поможет тебе Аллах свершить задуманное, улым, — Азнабикэ потрепала сына по щеке и поспешила к невесткам, чтобы поскорее успокоить их.

III

Узнав о том, что Емельяну Пугачеву удалось-таки взбудоражить яицких казаков, Екатерина Вторая пришла в ярость.

— Уж десять с лишним лет минуло, как не стало безумца нашего — Петра Федоровича, а от самозванцев прямо-таки житья нет. Мало их было, так вот нате-ка вам, еще один такой выискался! Облапошил таких же, как он сам, невеж да к бунту склонил.

Сказав это, царица распорядилась изловить и наказать преступника.

Когда до Екатерины Алексеевны дошли вести о том, что тот по-прежнему находится на свободе и все больше наглеет, она не на шутку встревожилась. Императрица понимала, что если Пугачева не схватят в самые короткие сроки, мятеж может принять еще больший размах.

Ища выход из сложившейся ситуации, Екатерина не переставала недоумевать: ее несчастного мужа нет в живых с 1762 года, а казаки как будто никогда о том и не слыхивали. А может верить не хотят? После кончины Петра Третьего был подготовлен манифест, с которым должны были ознакомить среди прочих и жителей Оренбургской губернии. Она и сейчас отчетливо помнит, как ставила свою подпись под текстом, в котором было отмечено, что, несмотря на все усилия лекарей, долгие годы страдавший геморроидальными коликами бывший император Петр Третий оставил по воле Господа этот свет.

Яснее ясного, к этому вроде бы уже нечего добавить. Это документ. Однако Екатерина Вторая, взошедшая на престол вместо свергнутого и удавленного ее приспешниками мужа, была не властна над упорно распространяемыми в народе слухами о загадочной кончине царя. Поэтому многие продолжали считать его живым. Имя Петра III стало символом недовольных властью. Бунтовщики им воспользовались, а доведенный до крайней нужды народ охотно поверил в царское происхождение Емельяна Пугачева.

«Что за невежи безмозглые! — негодовала Екатерина. — Не в состоянии отличить неотесанного, грязного мужика от императорской особы! Когда же наконец этот темный российский народ станет просвещенным?!»