Англичане инстинктивно чураются какой-либо регламентации, считая ее вторжением в естественный ход вещей. Идеалом их жизненной философии можно назвать беспрепятственное развитие индивидуального. Они исходят из того, что все живые существа – люди, растения, животные – не только принадлежат к разным видам, но и внутри каждого вида отличаются друг от друга индивидуально – в этом смысле природа не знает равенства. Причем только свободное, естественное развитие способно наиболее полно выявить черты индивидуального своеобразия.
Такова, стало быть, благодатная почва для представлений о том, что свобода от постороннего вмешательства и равенство возможностей вовсе не исключают определенного неравенства среди живых существ, которое налицо в природе, и потому, мол, естественно и в человеческом обществе. Англичанина, обладающего подобной жизненной философией, легче убедить в том, что всех людей нельзя ставить на одну доску, как нелепо равнять гончую с овчаркой или скаковую лошадь с ломовой.
Английская элита рассматривает себя как породистый класс, который под воздействием таких факторов, как наследственность, традиции, воспитание, лучше других подготовлен для управления страной, как особый сорт людей, специально предназначенный стоять у кормила власти. «Одни люди заведомо принадлежат к породе руководителей, другие – к породе руководимых». Не нужно думать, что подобный взгляд ушел в прошлое вместе с эпохой королевы Виктории. Он доныне бытует на Британских островах – и не только в темных закоулках человеческого сознания, но вполне открыто, на страницах газет.
Именно об этом, например, из года в год пишет в «Санди телеграф» ее ведущий публицист Перегрин Уорсторн. «Бесклассовая Британия не сработает» – гласит заголовок одного из его воскресных обозрений. Автор полемизирует с западногерманским журналом «Шпигель», по мнению которого в недугах Британии повинны ее классовая система, снобизм менеджеров, относящихся к рабочим как к существам низшей касты. Перегрин Уорсторн пытается доказать обратное. Проблемы современной Британии, утверждает он, порождены не недостатком, а избытком равенства. Беда в том, сетует он, что социальный разрыв, который разделял менеджеров и рабочих, – разное образование, разный выговор, разный культурный уровень – ныне значительно сузился. В прежние времена менеджер был не просто боссом. Он был членом класса, которому на роду написано отдавать приказы, и выглядел, одевался, говорил иначе, чем все. Подобным же образом рабочий был не просто рабочим. Он принадлежал к классу, предназначенному выполнять приказы, и выглядел, одевался, говорил соответственно. Иерархия шла на пользу авторитету одних и дисциплине других. Люди знали свое место. Именно это и гарантировала классовая система. Сегодня, вздыхает Перегрин Уорсторн, дело обстоит иначе. Но не из-за того, что Британия слишком медленно приближается к идеалу равенства, в чем ее часто упрекают иностранцы, а именно потому, что движение к этому идеалу оказалось «чересчур поспешным».
Еще более прямолинейно и откровенно высказала эту мысль Маргарет Тэтчер. Она назвала «неустанную погоню за равенством» первопричиной всех бед современной Британии. Сущность политической философии тори она сформулировала в своем изречении: «Равенство возможностей становится бессмысленным, если оно не предполагает права на неравенство».
Итак, сословные различия оказались в Англии более стойкими, социальный апартеид – более глубоким, чем в других западноевропейских странах. Однако правящей элите удалось избежать превращения в замкнутую наследственную касту и тем самым продлить свою жизнеспособность. С развитием торговли и промышленности влияние старой земельной аристократии, казалось бы, должно было пойти на убыль. Но она сумела сохранить его, распахнув двери перед теми, кто был готов подкрепить своим богатством и влиянием позиции титулованной знати в обмен на желанную возможность смешаться с нею. Однако проникнуть в этот круг избранных всегда можно было лишь при одном непременном условии: приняв сложившиеся у элиты общества традиции и нормы поведения. Аристократия, таким образом, омолаживалась притоком свежей крови, оставаясь наследственной кастой лишь в смысле своего образа жизни.