Разумеется, для создания крупнейшей колониальной империи требовались не только завоеватели, но и исследователи. Править четвертью человечества было немыслимо без знания местных условий. Имперское владычество опиралось на самоотверженность энтузиастов-первопроходцев, которые по 20–30 лет могли жить где-нибудь среди тамилов или зулусов, досконально изучали их язык, нравы, обычаи, а заодно и слабости их правителей, видя в этом подвиг во славу Британской короны.
Однако плоды этого подвижнического труда редко становились достоянием общественности, расширяли кругозор жителей метрополии. Подобно данным агентурной разведки, они лишь принимались к сведению где-то в штабах, определявших стратегию и тактику в отношении колоний. В отличие, скажем, от французов, которые в Индокитае или Алжире значительно легче смешивались с местным населением, англичане жили в заморских владениях замкнутыми общинами, ни на шаг не отступая от традиционного уклада жизни.
Путешествуя по Индии, я поначалу недоумевал: почему в каждой гостинице меня будят чуть свет и прямо в постель, под марлевый полог москитника, подают чай с молоком? Лишь потом, в Лондоне, я оценил достоинства этого английского обычая – пить так называемый «ранний утренний чай», едва проснувшись, по крайней мере за час до завтрака. Традиция сия доныне жива не только в бывших британских колониях, но и на излюбленных европейских курортах англичан – от Остенде в Бельгии до Коста-дель-Соль в Испании. Англичанин действительно заядлый путешественник. Но чтобы чувствовать себя за рубежом как дома, ему, образно говоря, нужно возить свой дом с собой, отгораживаясь от местной действительности непроницаемой ширмой привычного уклада жизни. Стойкое нежелание изучать иностранные языки, например, не без основания слывет национальной чертой жителей Туманного Альбиона. Джентльмен в лондонском клубе может с искренним негодованием рассказывать своим собеседникам:
– Восьмой год подряд езжу отдыхать в Португалию; каждый раз покупаю сигары в одном и том же киоске в Лиссабоне, и, представьте, этот торговец до сих пор не удосужился выучить ни слова по-английски…
На все, что происходит за пределами Британских островов, лондонец смотрит, словно сквозь перевернутый бинокль. Англию издавна было принято считать лучшим приютом для изгнанников. Как же совместить прославленную терпимость к иностранцам с укоренившейся привычкой глядеть на них свысока? Англичане действительно терпимы к чужеземцам, оказавшимся в их стране (если только чужеземцы эти знают свое место и не лезут в английские дела). Никто здесь не вздумает вмешиваться в частную жизнь приезжих (как, впрочем, и своих соотечественников). Но сколько бы ни жил этот иноплеменник среди англичан, он не перестает чувствовать, что его по-прежнему не принимают за своего и с безупречной корректностью держат как бы на расстоянии вытянутой руки. Его инстинктивно сторонятся как неведомого существа, нрав которого невозможно предугадать.
В отличие от большинства стран Европы и тем более Азии, само слово «иностранец» не обозначает в Англии состоятельного путешественника. В иностранце здесь прежде всего привыкли видеть человека, которого толкнула на чужбину нужда, которому платят, когда нуждаются в его услугах. Немецкие и голландские художники, начиная с Гольбейна и Ван Дейка, пересекали Ла-Манш, чтобы писать портреты английских аристократов. Итальянские композиторы сочиняли для них музыку. Считалось само собой разумеющимся, что англичанин едет за границу, чтобы тратить деньги, иностранец же приезжает в Англию, чтобы заработать их. Если в других развитых странах Западной Европы рабочие-иммигранты, выполняющие самый непривлекательный и низкооплачиваемый труд, стали распространенным явлением лишь после Второй мировой войны, англичанину издавна было привычно считать себя хозяином, а иностранца – слугой. Новое здесь состоит лишь в попытках искусственно раздуть неприязнь к цветным иммигрантам, изобразить их виновниками нехватки рабочих мест, жилищ, школ и больниц. В черносотенном жаргоне Российской империи когда-то бытовало слово «инородец». В нем органически было заложено неприязненное отношение к обитателям национальных окраин. Нечто сходное с подтекстом этого слова англичанин бессознательно вкладывает в понятие «иностранец».