Бога удачи Эбису сразу отличишь от двух других толстяков по удилищу в руке и окуню под мышкой. Иным и не может быть бог удачи в стране, где все жители – заядлые рыболовы и даже сам император пристрастен к рыбалке. За помощью к Эбису обращаются те, кому, помимо снасти и сноровки, требуется еще и везение: рыбаки, мореходы, торговцы. Изображение толстяка с удочкой найдешь почти в каждой лавке. Эбису, однако, вместе с удачей олицетворяет еще и честность. Так что один день в году торговцы обязаны отпускать товары в полцены, как бы извиняясь за полученные сверх меры барыши. Может быть, именно поэтому дельцы больше, чем Эбису, уважают Дайкоку – дородного деревенского бородача, восседающего на куле с рисом. Когда-то его почитали лишь крестьяне как бога плодородия. Но с тех пор как в руках у бородача оказался деревянный молоток, Дайкоку стал к тому же покровителем всех тех, кому требуется искусство выколачивать деньги – торговцев, биржевиков, банкиров; словом, он из бога плодородия превратился в бога наживы.
Наконец, третий толстяк – улыбчивый круглолицый бог судьбы Хотэй. Его приметы: бритая голова и круглый живот, выпирающий из монашеского одеяния. Нрава он беззаботного, даже непутевого, что при его служебном положении довольно рискованно, ибо не кто иной, как Хотэй, таскает за спиной большущий мешок с людскими судьбами. Богу судьбы поклоняются прорицатели и гадалки, а также политики и повара (те и другие иной раз заварят такое, что сами не ведают, что у них получится).
Впрочем, втайне почитая Хотэя, политики любят публично называть своим кумиром бога мудрости Дзюродзина. Это ученого вида старец с длиннейшей бородой, который держит в руке еще более длинный свиток знания, то и дело дополняя его. Дзюродзин слывет к тому же любителем выпивки и женщин, без чего он попросту не был бы достаточно мудрым, в понимании японцев. Философы, юристы, литераторы, как и упоминавшиеся уже политики, считают Дзюродзина своим покровителем.
Бог долголетия Фуку-Року-Дзю – это маленький лысый старичок с непомерно высоким лбом (считается, что с годами череп вытягивается в длину). Его неразлучные спутники – журавль, олень и черепаха. Не в пример богу мудрости, бог долголетия отличается тихим нравом. Он любит играть в шахматы и в силу личного пристрастия опекает шахматистов, а также часовщиков, антикваров, садовников – людей, труд которых имеет отношение ко времени настоящему, прошедшему или будущему.
Особняком стоит на палубе Бишамон – рослый воин с секирой, в шлеме и доспехах, на которых написано «Верность, долг, честь». Бишамон не любит, когда его называют богом войны, доказывая, что он не воитель, а страж, отчего и наречен покровителем полицейских и лекарей (военных, кстати, тоже).
И наконец, единственная женщина в обществе богов – это покровительница искусств Бентен с лютней в руках. Когда-то японки, игравшие на этом инструменте, не решались выходить замуж, боясь, что разгневанная богиня лишит их музыкального дара. Бентен действительно не в меру ревнива – к чужим талантам, к чужой славе, к чужим почитателям, что, впрочем, свойственно служителям искусства отнюдь не только в Японии.
С какими же мыслями хотели японцы увидеть в новогоднюю ночь этих семерых на Драгоценном корабле? Самая, казалось бы, бесхитростная мечта была у мальчугана из горного селения в префектуре Иватэ. Ему хотелось, чтобы на праздники домой вернулся отец и помог ему сделать большущего новогоднего змея с лицом сёгуна Иэясу. Отец еще с жатвы уехал в Токио на какую-то стройку. Мальчугана послали на почту получить от него очередной перевод, а заодно узнать, ходят ли автобусы после метели. На беду оказалось, что из-за заносов сообщение опять прервано. Шагая назад по глубокому снегу, мальчуган думал: почему бы отцу не проложить через здешние горы такую же диковинную дорогу на столбах, какую он строит над токийскими улицами? Дома мать с бабушкой смотрели по телевизору новогодний концерт. На экране отплясывали девицы в немыслимых нарядах. Тут, как всегда, начались сетования, что хоть и нет войны, а крестьянки живут будто солдатки: мужья чаще в отходе, чем дома.
Между тем городские девушки, руками которых был собран стоявший в крестьянском доме цветной телевизор, тоже готовились к празднику. В комнате заводского общежития, украшенной ветками сосны, бамбука и сливы, чинно сидели ожившие красавицы с картины Утамаро. Пусть не черепаховые, а пластмассовые гребни украшали их сложные прически; пусть узорные праздничные кимоно были не из тканного вручную шелка, а из нейлона. В каждом жесте молодых японок была та же изысканная женственность, которую прославлял когда-то великий художник.