Сахаров и власть. «По ту сторону окна». Уроки на настоящее и будущее

«3 или 4 декабря 1966 г. я нашел в своем почтовом ящике конверт без адреса – там были вложены два листка тонкой почтовой бумаги с новым Обращением. Подписи не было. Обращение состояло из двух частей. В одной сообщалось об аресте и помещении в психиатрическую больницу художника Кузнецова, составлявшего вместе с другими проект новой Конституции СССР, обеспечивающей, по замыслу его авторов, демократические права и гармоническое развитие общества. Авторы этого проекта, названного ими “Конституция II”, хотели в этой форме поднять актуальные проблемы демократизации. В другой сообщалось, что 5 декабря, в День Конституции, у памятника Пушкину состоится молчаливая демонстрация в защиту политзаключенных, в их числе Кузнецова. В Обращении предлагалось прийти на площадь за пять-десять минут до 6 часов вечера и ровно в 6 часов снять, вместе с другими, шляпу в знак уважения к Конституции и стоять молча с непокрытой головой одну минуту. Много потом я узнал, что автором Обращения и самой идеи и формы демонстрации был математик, сын Сергея Есенина Александр Есенин-Вольпин, автор и многих других очень оригинальных и плодотворных идей.

Я решил пойти, сказал об этом Клаве, она не возражала, но добавила, что это – чудачество. На такси я доехал до площади Пушкина. Около памятника стояло кучкой несколько десятков человек, все они были мне незнакомы. Некоторые обменивались тихими репликами. В 6 примерно половина из них сняли шляпы, я тоже, и, как было условлено, молчали (как я потом понял, другая половина были сотрудники КГБ). Надев шляпы, люди еще долго не расходились. Я подошел к памятнику и громко прочитал надпись на одной из граней основания:

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.

Потом я ушел одновременно с большинством».

БА:

Через два месяца, в феврале 1967 г., Сахаров направил Генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу письмо в защиту арестованных в январе 1967 г. Александра Гинзбурга, Юрия Галанскова (погиб в лагере в 1972 г.), Веры Лашковой и Алексея Добровольского. В январе 1968 г. они были приговорены к различным срокам заключения по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде. Их арест стал одной из причин демонстрации 22 января 1967 г. на Пушкинской площади, пять участников которой – Владимир Буковский, Илья Габай, Вадим Делоне, Евгений Кушев и Виктор Хаустов – также были репрессированы, а сам «Процесс четырех» стал причиной второй протестной кампании против политических преследований в СССР, развернувшейся в 1967–1968 гг. и принявшей существенно большие масштабы, чем кампания 1965–1966 гг. в защиту Синявского и Даниэля. См. сборник «Процесс четырех» (Амстердам: Фонд им. Герцена, 1971) под редакцией П. Литвинова.

Сахаров:

«Это письмо Брежневу было закрытым, т. е. я его не передавал для опубликования и распространения, и тем более иностранным корреспондентам – все это было для меня еще впереди. Это письмо тем не менее – очень важный этап в моей биографии. Оно было моим первым действием в защиту конкретных людей – инакомыслящих… Во время суда над Синявским и Даниэлем я был еще очень “в стороне”, практически я о нем не знал; даже на речь Шолохова на съезде, где он говорил, что в “наше время” таких расстреливали, почти не обратил внимания».

129

БА:

Суд над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем, публиковавшими свои произведения за рубежом под псевдонимами, был в феврале 1966 г., речь М. Шолохова (на XXIII Съезде КПСС) – в апреле 1966 г. Обвинительный приговор (Синявскому – семь лет, Даниэлю – пять лет заключения) вызвал международный скандал и протесты внутри страны, положившие начало диссидентскому движению в СССР.

Сахаров:

«О моем письме узнали в Министерстве. В марте проходила городская партконференция на “втором” объекте (в “Челябинске-70”). На ней присутствовало много лично мне известных людей, и кто-то из них рассказал, что с речью выступил Славский и коснулся “поведения академика Сахарова”. Славский сказал:

“Сахаров хороший ученый, он много сделал, и мы его хорошо наградили. Но он шалавый (т. е. неразумный, без царя в голове. – А. С.) политик, и мы примем меры”.

Меры были приняты – я перестал числиться начальником отдела, хотя за мной сохранили должность заместителя научного руководителя объекта. В результате моя зарплата уменьшилась с 1000 до 550 рублей. По обычным советским масштабам это все равно были очень большие деньги.

* * *