Сахарная кукла

Его сердце выпрыгивало из груди всякий раз, когда он поднимал глаза на священника. Он бы сбежал, если бы он мог. Но он не мог: Верена держала его за руку, не сводя сияющих глаз с отца. Даже Джессика, сидевшая рядом с Маркусом, казалось, смягчилась. Ее губы были такими мягкими, а взгляд таким… влажным? Ральфа снова бросило в дрожь.

Тот тоже переживал, что все отнесли, вероятно, на счет дебюта. Но Ральф-то знал. И Элизабет тоже знала.

– он носит черное платье, – сказала девочка той ночью в лесу.

– его все зовут «отец».

– он красивый и очень большой.

Что ж, тут она была чертовски права. Он в самом деле был красивый мужчина.

Виви и Джессика сидели, не шевелясь; одинаково всем телом подавшись вперед, они смотрели на него не мигая. Они только раз, пожалуй, обменялись короткими взглядами, словно любовь к нему примирила их и друг с другом.

– Он потрясающий! – казалось, крикнул взгляд матери.

И узел на макушке дочурки, согласно кивнул в ответ.

Если бы Ральф, впоследствии, решил рассказать кому-то, как нашел бога, он рассказал бы об этой мессе. И словах, которые произносил Фредерик.

Ральф не мог вспомнить, что это были за слова, но навсегда запомнил то ощущение, что испытал во время той проповеди. Словно, Судьба поняла и решила исправить свою ошибку. Он был рожден быть Лебедем и вот, впервые, он сидел среди них.

…Когда Ральф вслед за Виви подошел для благословения, он волновался до тошноты. Груз чужой тайны оттягивал ему плечи.

Выпустив его руку, девочка молча и широко открыла свой рот и все, конечно же, умилились. Такая она была милашка, в своем стремлении корчить из себя взрослую. И стоила, как алмаз Надежда, – как говорил Филипп.

– Пасибо, дядя Фэдди, – звонким голосочком сказала она и все умилились еще сильнее.

– Пресвятой отец, – подсказал Маркус, и девочка тут же повторила:

– Пьесвятой отес дядя Фэдди!

И тот, присев на колено, поцеловал ее в голову, под общее протяжное оуу-у-у.

– Все, Цукерпу, – сказал он. – Теперь иди с папой.

И взяв Маркуса за руку, Верена послушно пошла за ним.

***

Близнецы Штрассенбергов вставали перед вопросом веры, как остальные. Только решался он не годом рождения, а как-то иначе.

Маркус и Фредерик бросали монетку. Цена вопроса – пять пфеннигов. Евро вошло в обиход много позже, монетка была необходима прямо сейчас.

Итак, они достали монетку, она взлетела в воздух и кувыркнувшись, шлепнулась на ладонь Фреда.

– Орел, – сказал Маркус.

И выиграл.

Он не особенно жаждал иметь семью, да и его потомство могло унаследовать слабоумие со стороны Ландлайенов… Но муштра в семинарии, служение богу, в которого Маркус не верил даже ребенком, привлекала его еще меньше.

Он был художником, он хотел рисовать.

В церковь всегда шел второй сын в семье и мать конечно же говорила, что он и есть – второй, но… Она бы что угодно тогда сказала, лишь бы оставить при себе Фреда. Брат сам благородно предложил бросать жребий.

И сам же выбрал монету.

Жребий был брошен, под тихие слезы матери, все было предрешено. Фредерик отправился в семинарию, Маркус остался с ней. Слушать шутки про свою живопись и убеждаться, – с каждым годом все более остро, что мать права.

Он точно не помнил, когда и при каких обстоятельствах в доме обнаружилась Джесс. Сперва даже думал, это его сестра. По крайней мере, приемная. Мать столько раз выходила замуж, что он решил: очередной муж скончался и она захапала девочку, чтобы не делить с ней наследство.

Суть он уловил верно.

Джессика в самом деле осталась совсем одна; сиротой и с наследством. Ее отец покончил с собой, мать сошла с ума… Была какая-то мерзкая история, про инцест, но Лизель твердила, что это – бред сумасшедшей Мими. Джессика на этот счет молчала и улыбалась, Миркалла пускала слюни на смирительную рубашку, Альфред был мертв.

Если он и позволял себе все те мерзости, о которых визжала его жена, прежде, чем впасть в тихое безумие, все предпочли поверить, что Мими сошла с ума.

Когда Фредерик вернулся, – набрать недостающие ему по службе очки, чтоб мощно продвинуться вверх по лестнице, – Джесс было около пятнадцати. Выглядела она много старше. Развитие у Ландлайенов начиналось с роста груди и с этой точки зрения, Джессика была взрослой. Да и не только с этой. Мать намекала, что Маркусу такой состоятельной красавицы днем с огнем не сыскать. Что девчонка уже измучилась намекать ему на авансы… Что если они поженятся, очень глупо отказывать ей в обнимашках и поцелуях. Не хочет же он, чтоб она пошла получать подростковый опыт в других местах?.. Маркусу, если честно, было плевать.

– Ты – еще маленькая! – сказал он Джесс.

– Мне нравятся мужчины постарше, – сказала Джессика и что-то в ее глазах его всерьез испугало.

– Она ненормальная, – сказал он позднее, матери. – Посмотри на Миркаллу!

Мать только посмеялась: естественно – она ненормальная. Нет бы, сидеть себе наверху, вышивать крестом занавески, да беречь себя в чистоте, пока он, Маркус, пачкает холсты в мастерской. Смотри-ка, чего удумала: интерес к нему проявляет. А что до Миркаллы, так ее заперли только потому, что она болтала про дочь и мужа.