– Вместе со всем нашим «уловом» в бараке, на пристани.
– Ее нужно было сразу отделить от толпы!
– У меня был приказ всего лишь доставить эту с…ку в крепость, – раздраженно ответил Дюрге. – Что и сделано. Остальное меня не касается.
Военный трибун Таврики брезгливо поджал тонкие ехидные губы. Он недолюбливал варваров, и хотя фракийцы спиры получили римское гражданство, все равно трибун считал их неполноценными.
– Теперь будет касаться! – отчеканил военный трибун. – Слушай приказ легата: тебе следует выделить два десятка лучших воинов и вместе с ними сопровождать амазонку до самого Виминациума. Нужно передать ее лично Плавтию Сильвану. В целости и сохранности! Трирема* уже в порту, ждет. За амазонку отвечаешь головой.
Ого! Дюрге невольно вздрогнул. Похоже, приказ исходит даже не от Плавтия Сильвана, а от самого императора Нерона, скорого на расправу. На кой ляд им всем понадобилась эта бешеная девка?! Красива – да, но среди пленниц есть и покрасивее. Скорее всего, у Нерона намечается очередной триумф, и он хочет продефилировать по Риму вместе с одной из доселе неуловимых дев-воительниц, чтобы доказать Сенату и гражданам Рима свое превосходство.
– Будет исполнено, – коротко ответил декурион и покинул помещение принципии, злой и раздраженный.
Внутри у него горел огонь. Военный трибун Таврики, выходец из древнего патрицианского рода, был сущей бездарностью. Из-за того, что задуманные им воинские походы чаще всего заканчивались поражением римлян, его и отправили на край Ойкумены46, где до него все сделал Плавтий Сильван, разгромив племена скифов и сарматов и усмирив диких тавров. Военному трибуну оставалось лишь надувать щеки от значимости своей должности и гонять по степи немногочисленные отряды разбойников. Но теперь, когда в его руки попала неуловимая амазонка, он точно обскачет Плавтия Сильвана, представив этот успех как доказательство своего военного таланта. Дюрге совершенно не сомневался в том, что в данный момент быстроходное посыльное судно мчится под всеми парусами в Остию, главную гавань Рима в устье Тибра.
Чтобы хоть как-то поправить скверное настроение, Дюрге после некоторого раздумья решительно направился в сторону театра. Несмотря на свое незнатное происхождение, фракиец тянулся к высокому искусству. Он мало что понимал в театральных постановках, но его всегда возбуждал всеобщий подъем, царивший среди зрителей, большей частью греков и римлян. В такие моменты Дюрге казалось, что он равный среди равных. Ведь римляне не делали большого секрета из того, что воины фракийской спиры – всего лишь варвары, хотя и весьма полезные для Рима. И с этим ничего нельзя было поделать. Vae victis – горе побежденным…
Путь к театру проходил мимо Монетного двора Херсонеса. Здание поражало размерами. Оно находилось в удобном месте, на склоне скалистого плато, спускавшегося к порту, и примыкало непосредственно к главной улице города. Несколько поодаль к востоку от него начиналась центральная площадь Херсонеса – агора.
Здание Монетного двора было сложено из огромных, тщательно подогнанных известняковых блоков. Все его помещения были размещены вокруг двора с галереей, крышу которой поддерживали двадцать шесть колонн. В здании имелись подвалы, где располагались мастера монетного дела. Там же находились и горны для плавки металлов. Херсонес издревле чеканил свои деньги, и не только из бронзы, но и серебряные.
Театр был устроен на склонах балки. Лучшего места для театра не найти, так как склон балки позволял защитить места зрителей в театроне от северного ветра, прохладного в Херсонесе даже летом. Театральные представления обычно длились с утра до вечера, а иногда и по несколько дней кряду. Празднично одетые зрители приходили в театр, прихватив с собою мягкие подушечки и подстилки, чтобы не сидеть на холодном, жестком камне скамей, а также разнообразную снедь и питье.
Каменные скамьи театрона полукругом охватывали орхестру – площадку, где размещался хор, пение которого обязательно сопровождало театральное действо. На орхестре высился общественный каменный жертвенник – фимела. На нем во время представлений или общественных празднеств, происходивших в театре, возжигали благовонную смесь – фимиам из листьев лавра, корицы, шишек пиний, различных ароматических смол, миндального и других масел. Театрон был разделен на восемь секций-клиньев, между которыми на расстоянии двенадцати локтей друг от друга снизу начинались узкие лестничные проходы. В каждом секторе было по одиннадцать рядов скамей шириной и высотой чуть более локтя, расположенных уступами. В театре могло поместиться более двух тысяч зрителей.