Хоукмун прогуливался по палубе, когда наконец Брут Лашмарский присоединился к нему. Поднявшийся ветер наполнял огромный черный парус. Этот ветер был знаком Хоукмуну, ибо он уже ощутил его дуновение однажды, когда они с графом Брассом сражались с Каланом, Тарагормом и их приспешниками в подземельях Лондры. Именно тогда опыты этих двух колдунов-ученых Империи Мрака потревожили самую суть пространства и времени… Но хотя этот ветер был ему знаком, Хоукмун отнюдь не наслаждался его холодными порывами и с удовольствием вместе с Брутом ушел с мостика в каюту на корме. Там, подвешенная на четырех серебряных цепочках, лампа из серо-красного стекла освещала довольно широкое пространство, в центре которого возвышался массивный стол, крепко привинченный к полу, так же как и стоящие вокруг кресла, широкие и покрытые искусной резьбой. Некоторые из них были заняты, однако большинство тех, кто был в каюте, осталось стоять. Все с любопытством обернулись на вновь прибывших.
— Это Дориан Хоукмун, герцог Кельнский, — представил его Брут. — Теперь я пройду к моим друзьям на нос корабля, но скоро вернусь за вами, мессир Хоукмун. Пора представить вас Капитану.
— А он знает, кто я такой? Знает, что я на борту?
— Разумеется. Как и положено, он с большим тщанием относится к подбору экипажа.
Брут рассмеялся, и при звуках этого смеха заулыбались и остальные суровые мужчины, находившиеся в каюте.
Хоукмун сразу обратил внимание на одного из них, того что стоял неподалеку, воина с резкими, запоминающимися чертами лица, закованного в латы столь легкие и изящные, что они казались воздушными, точно дуновение эфира. Косая повязка вокруг головы закрывала его правый глаз. На левой руке Хоукмун заметил латную рукавицу из серебристо-голубого металла, который он вначале принял за сталь. Длинное, заостренное книзу лицо, будто состоящее из одних косых линий. Единственный глаз с фиолетовой радужной оболочкой и бледно-желтым зрачком, длинные светлые волосы, — каждая деталь его облика говорила о принадлежности этого воина к нечеловеческой древней расе. И тем не менее Хоукмун почувствовал, что между ними существует какое-то особое, притягательное и вместе с тем пугающее родство.
— Я Корум, Принц в Алом Плаще, — представился воин, приблизившись. — А вы Хоукмун, служитель Рунного Посоха, не так ли?
— Вы слышали обо мне?
— И даже видел вас в своих видениях, мессир. В грезах. Вы и вправду меня не узнаете?
— Нет.
Но он лгал. Принц Корум также являлся ему во сне.
— Простите, вынужден признать, что я вас знаю…
Принц улыбнулся, но улыбка его была печальной и мрачной.
— Как давно вы на борту этого судна? — спросил его Хоукмун, устроившись в одном из свободных кресел и приняв от кого-то бокал вина.
— Разве тут узнаешь? — отозвался Корум. — День или целый век? Это загадочный корабль. Сперва мне казалось, что он несет меня в прошлое, к тому последнему событию, которое мне запомнилось, прежде чем я погиб от руки предателя, человека, которого я любил. Потом я оказался на туманном берегу, уверенный, что душа моя попала в Лимб. Меня окликнули с корабля, и от нечего делать я поднялся на борт. С тех пор появлялись многие другие, и я слышал, что нам не достает одного последнего члена экипажа. Готов держать пари, что сейчас мы направляемся именно за ним.
— Но каков же пункт нашего назначения? Корум отхлебнул вина из кубка.
— Говорят, что это Танелорн, но сам Капитан молчит. Возможно, это имя лишь символ надежды.
— В таком случае, Брут Лашмарский обманул меня.
— Боюсь, он скорее обманывает сам себя, — промолвил Корум. — Но может статься, мы и впрямь плывем в Танелорн. Мне кажется, я уже бывал там однажды.
— А обрели ли вы там покой?
— Да, мне кажется, но ненадолго.
— Ваша память порой подводит вас?
— Не более, чем всех прочих пассажиров Темного Корабля, — отозвался Корум.
— А слышали ли вы о Совмещении миллиона плоскостей мироздания?
— О да. Эти слова мне смутно знакомы. Речь идет о времени больших перемен, не так ли, на всех планах существования? Тот миг, когда миры встречаются и пересекаются в определенных точках истории. Это период, в который нормальные представления о времени и пространстве теряют всякое значение и становятся возможными коренные измерения в самой структуре реальности, когда умирают прежние боги…
— И рождаются новые?
— Возможно. Если они необходимы.
— Не могли бы вы объяснить поподробнее, мессир?
— Если бы мне удалось освежить свои воспоминания, я рассказал бы вам все, что знаю. Однако моя голова полна каких-то полузабытых сведений, которые не желают выходить на свет. Знания там, внутри, но там также и боль, и они так тесно связаны между собой, что взаимно поглотили друг друга. Кажется, какое-то время я был безумен.
— И я тоже, — признался Хоукмун. — Но у меня остались воспоминания об ином времени, когда я еще сохранял здравый рассудок. Сейчас же я не чувствую себя ни безумцем, ни нормальным человеком. Странное ощущение.
— И мне оно также знакомо, мессир. — Корум повернулся и рукой обвел прочих обитателей каюты. — Позвольте мне представить вам наших спутников.