Рорк вздрогнул. Боги, как она похожа на Хельгу. Те же по-детски пухлые губы, округлый подбородок, чуть впалые щеки, вздернутый носик. Но глаза другие – широко расставленные, с ослепительными белками и серые. Таким бывает море в ненастье у берегов Норланда. Истинно варяжские глаза, холодные и страстные одновременно.
И вновь Рорк ощутил, как уже в третий раз в его жизни боги посылают ему встречу с будущим. Вначале была Яничка, потом Хельга, теперь вот – Ефанда. Слишком глубок и зовущ взгляд серых варяжских глаз, в них скрыта бездна, перед которой даже пропасть Нифльгейма[116] всего-навсего жалкая канавка, ничто.
– Ты прекрасна, – сказал Рорк, разлепив обметанные лихорадкой губы.
– Я побуду с тобой, если хочешь.
– Хочу.
Нежная рука снова легла на лоб Рорка, наполнив сердце покоем и необыкновенной тишиной. Захотелось сомкнуть глаза и уйти в безмятежный детский сон, в котором не бывает чудовищ и призраков. Тело, измотанное долгой болезнью, впервые напомнило о себе не болью или слабостью, но силой: сердце перестало трепыхаться в груди, начало биться ровно и деловито. И Рорк вспомнил, зачем плыл в Варбру.
– Что с конунгом Харальдом?
– Умер, – Ефанда красивым жестом убрала с лица тяжелую пепельную прядь. – Боги забрали его, как заберут каждого.
– Кто же теперь конунг?
– Ингвар, мой сводный брат. Часть ярлов хотела назвать конунгом Хакана, часть – тебя. Но ты был в лихорадке и в бреду, и ярлы решили, что жить тебе недолго.
– Значит, тинг уже состоялся?
– Сегодня ночью.
– Благодарение богам! Теперь я свободен.
– О чем ты?
– Не обращай внимания, – Рорк обратил взгляд на Ефанду и так внимательно смотрел на нее, что сестра Хакана опустила ресницы, не от смущения, от удовольствия. – Ты очень красивая. В Варбру все девушки так же хороши?
– Я лучше всех, – Ефанда гордо вскинула подбородок, и серебряные подвески на ее головной повязке мелодично звякнули. – Из-за меня спорили восемь ярлов из Даларны и Упланда, но я всем отказала.
– Значит, ты не замужем?
– Хорошие женихи ко мне не сватались, а плохой мне не нужен. Но если ты посватаешься ко мне, я, пожалуй, приму твои дары.
– Ты не только прекрасна, но и умна.
– Попробуй посвататься, – тут она улыбнулась. – Мой отец не будет против. Он уважает тебя. К тому же ты дальний родич Инглингов.
Рорк закрыл глаза на мгновение, и внезапно странная мысль вдруг посетила его. То, что случалось с ним до сих пор в самые главные дни его жизни, случалось ночью. В сумраках вепрь нанес матери смертельные раны, в ночи его чуть было не подняли на рогатины в доме Рогволода, в ночь Юль он скрестил меч с отродьем Хэль. В ночи он стал мужем Хельги, и в ночи же потерял ее. Теперь его опять окружает тьма, и он один. Тьма входит в сердце, холодит его, и только человеческое тепло может прогнать этот жуткий потусторонний холод. А сестра Хакана – она такая красавица!
Если не она, то Вестница завладеет его душой, и навсегда.
Минула зима, и в месяц цветень[117] пришли теплые туманы с юга. Над Варбру день и ночь висела плотная белесая пелена – дыхание теплой земли, жадно вбирающей в себя лучи еще скупого весеннего солнца.
Как каменистая земля Норланда впитывает в себя весеннее живительное тепло, так и Рорк всем своим существом вбирал любовь Ефанды – и был счастлив как никогда. Это чувство могло сравниться лишь с ощущением безмятежного счастья его далекого детства, но то счастье было в прошлом; теперь же любовь к Ефанде заполнила все его настоящее.
Свадьбу сыграли, едва закончился траур по Харальду. О женитьбе прославленного героя много потом судачили по всему Норланду, но никто не был удивлен его выбором – скальды восхваляли красоту Ефанды не меньше, чем отвагу Рорка.
Время, казалось, остановилось для сына Рутгера. Уже четыре месяца они с Ефандой были мужем и женой, а ему казалось, что свадьба в Варбру отшумела лишь вчера. Ефанда хорошела на глазах. Беременность добавила ей очарования, и жена Рорка будто излучала мягкое сияние, мирное и согревающее. Рорк часами просиживал рядом с ней, держа в своих ладонях ее точеные пальцы или слушая приложив ухо к ее животу, как новая жизнь посылает весточку от себя шорохами и стуками. Еще они разговаривали, но эти беседы были неинтересны окружающим, потому что только истинно влюбленные могли бы понять, о чем шепчутся Рорк и Ефанда.