Камилла. Когда-нибудь ты найдешь своего подопытного, я уверена.
Камилла. Кто вам позволил сюда войти? Даже мои родные сперва стучат в дверь.
Камилла. Убирайтесь!
Джонас. Знаете, а ведь я мог бы вас арестовать за незаконное хранение оружия.
Камилла. Это отцовский. Не осмелитесь же вы конфисковать последнее, что у меня осталось от папы.
Джонас
Камилла. Это ведь террорист?
Джонас. Он сейчас в Париже, и скоро волна терактов захлестнет столицу. Но хуже всего, что мы не можем это остановить. Он — мозг организации, хотя сам всегда держится в стороне. Его не за что привлечь. А он дразнит нас — живет у всех на виду, в шикарном парижском отеле. Сотни невинных людей погибнут, а мы ничего не можем поделать.
Камилла. А я-то чем могу помочь?
Джонас. Мы уверены, что устранение Менендеса означает и смерть всей его организации. Но законные средства тут не годятся. Нам просто нужно его убрать, вот и все.
Камилла. Так вы мне предлагаете сыграть роль камикадзе?
— Не сумев удержать ее от самоубийства, он хочет возвысить ее смерть — разве это не доказательство любви? — вопрошает Матильда.
Пусть меня повесят, если в четыре часа утра у зрителя еще будет спрос на подобную психологическую галиматью. Но логика в сцене есть, и я охотно развил бы ее чуть дальше. Идея, что в этом доме нельзя спокойно покончить с собой, начинает мне нравиться.
Достаточно оттолкнуться от грубой, но здравой посылки: тот, кто знает, что ему осталось до смерти всего несколько часов, наверняка впервые в жизни испытает чувство небывалой свободы. Всемогущей свободы, избавленной от любых ограничений и табу. Свободы, вознесшейся над любыми законами.
И как глупо бы было ею не воспользоваться!
Комнату Камиллы осаждает толпа желающих извлечь выгоду из ее самоубийства. Сколотить на этом огромное состояние меньше чем за час было бы детской забавой, но подобная продажность отвратительна той, что отчаялась в жизни. Некоторое время ее искушает оптовое пожертвование собственных свеженьких органов, но мысль о том, в какую разрозненную мозаику превратится ее тело, пугает девушку. Ей предлагают на выбор целую коллекцию мифических смертей, которые на долгие годы потрясут умы, но зачем? Ее поступок обретет смысл лишь в том случае, если останется исключительно эстетическим, то есть бескорыстным.
Камилла смиряется с очевидностью и откладывает самоубийство до тех пор, пока не найдет в смерти смысл.
Дочитав эпизод, Жером бросает листки на стол.