Сафир. Распутье (СИ)

Жить они могут только тут, на Фронтире, поскольку, по своей природе, питаться могут только нечистой растительностью. По этому признаку, кстати, и проходит разделение между чистым и нечистым, как постоянно твердят жрецы в храмах Флоры и Фауны.

Чистые, люди и их скот, могут питаться только чистым, а нечистые — нечистым. Если какой человек соблазнится плодом или ягодой с синего куста, то в лучшем случае неделю будет маяться животом, а в худшем — тут же умрёт в муках.

То же правило работает и в обратную сторону. Нечисть не будет щипать зелёную траву, а хищные твари нападать на людей и их скот ради еды, поскольку те для них так же не съедобны, как и они для нас.

Тем не менее, уже восьмой век чудовища из Проклятого леса устраивают набеги на земли людей, убивая всех на своём пути. При этом, они даже не пытаются использовать в пищу трупы людей или скота. Убийство ради убийства.

Изначально Орден представлял собой цепь крепостей на границе с нечистыми землями, чей гарнизон патрулировал окрестности и, в случае Прорывов, бросался на их ликвидацию.

Тогда, в год происходило несколько десятков Прорывов, сейчас — больше сотни. С одной стороны это не мало, а с другой, учитывая то, что протяжённость границы превышает восемнадцать тысяч километров, не так чтобы и много. В среднем, на один протекторат первой линии приходится по два-три инцидента в пять лет.

Понятно, что в промежутках между набегами тварей рыцари Ордена Чистой Девы не только патрулировали опушку фиолетового леса, но и работали над тем, чтобы отодвинуть её подальше от чистых земель.

Под охраной братьев-рыцарей фамилиары сначала делали просеки, шириной метров десять-пятнадцать, отделявшие от леса кусок, после чего этот кусок зачищался от обитающей в нём нечисти, деревья вырубались, а пни, отсечённые ветви и кусты — предавались огню.

Работа шла не особо быстро, но за сорок-пятьдесят лет граница отодвигалась настолько, что приходилось ставить новую цепь крепостей, а потом ещё и ещё. Таким образом с 5223-го по текущий, 5927-й год граница была отодвинута на триста-пятьсот километров от населённых людьми земель, которые стали называть «Старыми королевствами», а отвоёванные у нечисти территории — «Землями Ордена», которые делились на ландмейстерства, а те — на протектораты.

* * *

Конечно, всё это — прописные истины, но надо же чем-то занять себя в дороге? Рыцарь должен использовать с пользой каждую минуту своей жизни. Неуважительное отношение к своему времени — неуважение к своей жизни! Ведь вся наша жизнь, по сути, состоит из этих минут.

Кроме того, (тут Лиам почувствовал определённую неуверенность и даже смятение) события последних дней здорово выбили его из колеи. Ещё совсем недавно он мог с уверенностью сказать чем он будет заниматься завтра, через неделю или через полгода. Теперь же…

Внутри него, на смену ясности и спокойствию, царивших в нём всю его сознательную жизнь, пришёл полный хаос. Лишь ценой огромного самообладания ему удавалось сохранять внешнее спокойствие, принимать здравые решения (по крайней мере ему хотелось бы в это верить), и совершать осмысленные действия в согласии с ними.

Житейская мудрость подсказывала, что если ты очутился… не там, куда стремился, сбился с пути и не знаешь дальнейшей дороги, то глупо бежать вперёд без оглядки. Правильнее было бы остановиться и вспомнить весь свой путь, понять — как ты тут оказался. Лишь поняв кто ты такой и где ты сейчас находишься, можно строить маршрут туда, куда ты хочешь попасть.

* * *

Лиам плохо помнил свою прежнюю жизнь. Как и все рыцари он происходил из благородной семьи, которую оставил при достижении пятилетнего возраста. Лиам, в силу малолетства, плохо помнил тот период своей жизни. Много ли вы помните из того, что происходило с вами до пятилетнего возраста включительно? Ну, разве что, сильно в память ему врезался отъезд из родного дома. Отец дающий ему последние наставления, и плачущая мать, уткнувшаяся ему в плечо…

Слов отца он не помнил, помнил лишь выражение его лица, серьёзное, строгое, и, казалось, чуть виноватое. Помнил, кто и во что был одет, чётко помнил замок за спиной отца. Высокий… Из верхней части донжона выступал «Путь Смелых» — узкий, не более полуметра, довольно длинный каменный мостик, напоминающий чем-то причал для лодок на озере.

По традиции, раз в год барон вступал на него, делал десять шагов, и с высоты двадцати с лишним метров обращался с речью к собравшимся на площади людям. Громкий и твёрдый голос от человека стоящего на краю обрыва внушал благоговение и почтение слушающим, и в очередной раз подкреплял авторитет Владетеля и его власть.

Если же барон по причине возраста или болезни не чувствовал себя способным к исполнению данного ритуала, то он был обязан передать полномочия своему старшему сыну, который должен был выйти перед людьми на Путь Смелых как новый барон, наследник своего отца.