Сафари на черепашку

Решив не унывать, я вернулся к двери, через которую попал внутрь, и стал искать кнопку, открывающую створку. Луч фонаря выхватил не замеченную мной ранее табличку: «Стой. Внутренняя блокировка двери. Открытие лишь снаружи или с вахты. Вернись на первый этаж, назови пароль. Выход закрыт. Для экстренной эвакуации пользуйся восточными воротами».

По спине потек пот, похоже, на предприятии имелся целый штат людей «табличкописателей», здесь тщательно блюли секретность, боялись невесть откуда взявшихся врагов, вот и напридумывали хитрые системы запоров. Дверь нельзя открыть из коридора! Только со стороны подвала.

Меня стало потряхивать, я вытащил мобильный. «Нет сигнала сети». Я уставился на дисплей и ощутил настоящий ужас. Ну и дурака я свалял! Не сказал никому, куда отправился, звонил, правда, Норе, но не сумел поговорить с ней. Мог хоть записку написать или Ленку попросить сообщить хозяйке, куда я поехал и зачем.

Я привалился к стене. Полноте! Марина ли меня вызывала? Если да, то куда она подевалась? Да и женский голос звучал глухо, почему я поверил незнакомке? Отчего ринулся в расставленный капкан? Вот по какой причине мадам упорно советовала мне захлопнуть быстро дверь! Никакой ловушки нет, мерзавка знала, что дверь изнутри не открыть. Я обречен на смерть от голода и жажды. Бутыль с водой и пачку печенья я забыл в машине.

Мигом захотелось есть, пить, закружилась голова… Огромным усилием воли я попытался взять себя в руки. Спокойно! Элеонора меня выручит!

Ага! А как она догадается, куда подевался ее секретарь? Меня никто не видел, да и в округе нет ни одной души, только пара ветеранов, доживающих век в полуразваленных домах. Мне вспомнился говорливый старичок, шофер директора, хваставшийся своей приближенностью к начальству. Как его звали? Забыл. Да и какая разница! Надо думать не о ерунде, а о том, как выбраться отсюда!

Я попытался сосредоточиться, но перед глазами, как назло, возник бодрый дедуська, а в ушах звучал его голос.

– Эх… да… жизнь прошла. Меня-то Олег Герасимович уважал… на рыбалку… Нина Антоновна… удочка… план номер один по бабам… я и шифр к бункеру знал, четыре цифры, начало войны… и телефон у меня у одного был, прямой с директором, особая линия, и паек получал…

Я развернулся и побежал по коридорам. Бункер! По словам болтливого старичка, в нем имелся стратегический запас еды. Небось все сгнило, хотя вдруг там консервы?

Ноги снова донесли меня до железной двери, пальцы начали двигать колесики. Война. 1941[8]. Не подходит. Может, 1939?[9] Снова мимо. Вдруг это другая дверь? Но почему к ней ведет отдельная лестница с будкой охраны?

Я начал было грызть пальцы, потом сообразил: 2206, то есть двадцать второе июня. И опять не достиг успеха.

Старичок напутал? Я его не так понял? Может, дедок имел в виду Октябрьскую революцию? 1917? Нет. 2517?[10] Нет. 71117? Но это больше четырех цифр!

Я крутил и крутил колесики, забыв про время, и вдруг меня осенило. Почему начало войны? Безусловно, памятная для советских людей дата, но нет в ней торжества, только горечь. Бункер делали на случай нового конфликта, и не зря Олег Герасимович выбрал шифр, связанный с теми, давними действиями, код должен вселять уверенность в неизбежности новой победы, поэтому это цифры 1945!!! И снова мимо! 9545. Девятое мая сорок пятого года, флаг над рейхстагом, капитуляция фашизма, весна, долгожданный мир!

Колесо легко повернулось, дверь подалась, в нос ударило затхлостью, я вошел в довольно просторную комнату и оказался в семидесятых годах двадцатого века.

На одной из стен красовались плотно закрытые красные бархатные занавески, их задернули, чтобы в бункер не попадал свет из окон. Окна! Я ринулся вперед, раздернул шторы и вздрогнул: они скрывали стену. Ну не дурак ли ты, Иван Павлович! Столько шел по ступенькам вниз, стартовал из подвала и решил сейчас обнаружить тут застекленные проемы. Портьеры повесили, чтобы создать у прячущихся в бункере комфортное ощущение, человеку приятнее думать, что он находится на земле, а не под ней!

У второй стены стояла походная кровать, застеленная солдатским одеялом, потом глаз углядел еще несколько коек, сложенных и прислоненных к одному из стеллажей, где хранились книги. Невольно заинтересовавшись, я приблизился к полкам. Собрание сочинений Ленина, история КПСС, далее шли тома, посвященные математике, физике, химии. Никаких продуктов или запасов воды тут не было, наверное, кладовая находилась в другом месте, а это был кабинет вкупе со спальней.

На большом письменном столе лежала пачка пожелтевшей бумаги, стояла бутылочка с высохшими чернилами, в стаканчике теснились ручки. Я взял одну и невольно улыбнулся. Мой отец писал такими, с закрытым пером, в советской стране продавался очень некачественный товар, поэтому все, кому в силу рабочей необходимости требовалось стило, пытались купить китайские ручки, вот такие, как эта.