Загребский открыл ящик письменного стола и начал шуршать бумажками.
– Вот, держи, – сказал он, протягивая внуку купюры, – купи книги. А насчет дня рождения Ани… Извини, дружочек, я никогда не вмешивался в твою личную жизнь и, пойми меня правильно, не подвергаю сомнению ни внешние данные твоей девочки, ни душевные качества, только в связи с рядом событий она, учитывая ее происхождение, никак не имеет права посещать наш дом. Честь выше любви, на эту тему, кстати, было написано много произведений, допустим…
Тут у профессора запершило в горле, и он снова схватился за питье.
– Дедуля, – Слава мгновенно воспользовался образовавшейся в разговоре паузой, – я рассуждаю так же, как и ты, но, посуди сам, прилично ли из-за того, что мать мерзавка, дать от ворот поворот дочери?
– Сын за отца не ответчик, – прокашлял Владилен Карлович, – это еще Сталин сказал, правда, в нашем случае дочь за мать. Умом я это понимаю, но сердцем принять Аню не способен.
– Дед, ты не дал мне договорить!
– Прости, Слава, – вздохнул профессор, – слушаю тебя внимательно.
– Я тоже более не испытываю к Ане нежных чувств, – заявил внук, – но нельзя же просто отшвырнуть женщину, с которой тебя связывали чувства? Неблагородно это.
Я с одобрением посмотрел на Славу, что бы там ни говорили, но на почве хорошей генетики, удобренной правильным воспитанием, вырастают радующие всех цветы. Честно говоря, я думал, что подобных юношей уже не существует. Это мы с приятелями во времена славной молодости употребляли слово «благородно» и боялись обидеть девушку не то что действием, а даже взглядом. Букетно-конфетная стадия ухаживаний плавно перетекала в кино-театральную, затем кафе-ресторанную, и часто на этом роман обрывался. Наши девушки не были раскрепощены, и они знали себе цену, просто так, ради спортивного азарта, в постель не укладывались. Это сейчас постель не повод для знакомства. Мне порой кажется, что мы были излишне наивны и упустили лучшие годы, нынешние молодые агрессивны, может, они правы? Жизнь дается один раз. В общем, я считал, что слово «благородство» сегодня не в чести, и вот, пожалуйста, вижу Славика, внука, любовно взращенного Загребским.
– Сам я на торжество не пойду, – пояснил меж тем юноша, – Ане от меня принесут букет, коробку с колечком и открытку с пожеланием счастья. В конце я в ней приписал: «Прости, нас разлучают обстоятельства, память о тебе навсегда останется в моем сердце, прощай, мы не встретимся более».
– «…друг другу руки не пожмем, – неожиданно ляпнул я, – прощай, твое сердце на воле…»
Славик с изумлением взглянул на меня.
– Простите, я невольно продолжил стихотворение, – начал оправдываться я, – кстати, не ручаюсь за точность цитаты, слегка подзабыл классику.
– Так я, дедушка, пойду? Учебники покупать надо, – ожил Славик.
– Ступай, дай я тебя поцелую.
Закончив процедуру лобзаний, Загребский воскликнул:
– Ваня, почаевничаем?
– Думаю, мне пора.
– Постой, дружочек, – удивился Владилен Карлович, – ведь я не успел тебе о Галечке рассказать.
Кряхтя, профессор встал, открыл один из многочисленных шкафов и начал вытаскивать из его недр огромные, пыльные фотоальбомы. Я понял, что пропал, но деваться было решительно некуда, оставалось лишь одно: покориться обстоятельствам.
– Спасибо, – заулыбался я, – но чая, право, не хочется. Вот если бы вы разрешили мне помыть руки. Извините, весь день по городу катаюсь.
– Да, да, дружочек, – листая необъятные тома, ответил правильно понявший меня профессор, – туалет налево по коридору.
Я вошел в сортир и поразился запущенности санузла. Хотя в доме сейчас живут лишь старик да Славик, первый, наверное, плохо видит, а второму наплевать на чистоту.
– Слышь, Аньк, – послышался за спиной голос Славы.
Я вздрогнул и обернулся: вдруг забыл запереть дверь и занимаюсь весьма интимной процедурой прилюдно.
Но створка была плотно закрыта.
– Так где мы туснемся? – продолжал внук профессора.
И тут я сообразил, в чем дело. Слава сейчас на кухне, туалет граничит с так называемым пищеблоком, стена между помещениями тонкая, слышимость прекрасная.
– Бабло имеется, – несся голос Славика, – хватит ваще, блин! Ха-ха-ха, ты права! Он поверил, что на книжонки стока нада! Ну хрен старый! Ты че! Он бабками набит, в столе их складирует! Вау, умора прям! Не, не, у него ща придурок сидит, приятель сына, передачу о мамахен хочет делать! Да жива она пока, но хорошо бы отъехала, а то че мне с овощем делать! Ха-ха-ха! Ладно, где чморимся? В «Пирамиде»? Отстой! Там хавка поганая, поперли в «Рощу». Косой придет? Ну, чао, бамбино!
Затем послышался свист, он удалялся от кухни, я выждал пару минут, вышел из туалета и вернулся в кабинет.
– Так вот, – Владилен Карлович мигом ринулся в бой при виде меня, – тут свадебные фото Бори и Гали.
Мне пришлось перелистывать пыльные страницы.
– Дедушка, я поехал в книжный магазин, – заглянул в комнату Слава, – а потом отправлюсь к Диме, мы у него позанимаемся, вернусь поздно, ты спать ложись, только цепочку не накидывай.
– Очень много не читай, – посоветовал наивный дедушка, – а то глаза испортишь.