Сафари на черепашку

Я решил не протестовать и не оправдываться, похоже, Элеонора в плохом настроении. Лучше не трогать хозяйку, иначе можно стать жертвой ковровой бомбардировки. Попасть Норе под горячую руку очень опасно; думаю, когда Пентагон разрабатывал тактику войны под названием «выжженная земля», он консультировался с моей хозяйкой, та способна в момент раздавить любого, не разбираясь особо в обстоятельствах. Правда, потом, остыв, Элеонора назначит пенсию близким покойного, установит на могиле монумент, привезенный за бешеные деньги из Рима, устроит фестиваль памяти погибшего, – словом, отмучается совестью по полной программе, но это будет потом, после убийства. Ярость вскипает в Норе, словно пена на молоке, стихийно и бесконтрольно. Впрочем, сравнение не совсем верно: выключив огонь под кастрюлей, вы добьетесь мгновенного «затишья», белая масса опадет, а в случае с Норой не поможет ничто, ее гнев утопит вас безвозвратно. В этом они схожи с Николеттой, та тоже вспыхивает, как тряпка, смоченная в бензине, но с маменькой припадки случаются по шесть раз на дню и никаких угрызений совести она потом не ощущает.

Занятый своими мыслями, я дошел до машины, сел внутрь, повернул ключ в зажигании и с огромным изумлением услышал ровный шум мотора, по непонятной причине автомобиль, казавшийся вчера мертвым, сегодня демонстрировал полнейшую готовность к работе.

В кармане ожил мобильный, я взглянул на дисплей и, подавив тяжелый вздох, сказал:

– Да.

– Можно и повежливей разговаривать с матерью! – донеслось из трубки.

Наверное, сегодня на солнце затмение или наступил парад планет – сначала Нора на меня наорала, теперь черед сердитой Николетты.

– Сижу у аппарата, – злилась маменька, – жду звонка от тебя – и полная тишина. Когда-нибудь, Вава, ты опомнишься, бросишься искать меня и поймешь – мать, обожающая тебя, скончалась, лежит одна в квартире, никем не погребенная. Ведь у меня больное сердце…

Я перестал воспринимать речи маменьки, с детских лет у меня выработался некий защитный механизм: если Николетта говорит более двух минут, у сына связь с внешним миром обрывается. Ящерица, если ее пытается схватить враг, отбрасывает хвост, скунс испускает дикую вонь, а я теряю слух, – наверное, добрая природа решила помочь господину Подушкину сохранить таким образом остатки психического здоровья.

– …операцию делать поздно, поэтому следует принимать лекарства, – вдруг включился мой слух в голове, – целый список!

Я кашлянул.

– Николетта!

– Не перебивай меня, – заорала маменька так, что ей позавидовал бы даже сержант, строящий солдат-первогодков, – я на краю могилы! Мне нужны лекарства.

Я подавил вздох. Если смерть занесла над тобой косу, никакие таблетки не помогут.

– Записывай…

Вот тут я изумился до остолбенения. Примерно раз в году, весной, ближе к майским праздникам, когда в светской жизни наступает затишье, маменька сказывается больной. Нет, поймите правильно, Николетте и в другое время года ничто не мешает падать в кровать со стоном: «Я умираю».

Просто весной ее «болезнь» принимает глобальный характер, Николетта торжественно прощается с друзьями, призывает к смертному одру меня. Я покорно выслушиваю последние распоряжения и старательно вожу уходящей в мир теней матери подарки. Обычно испытываю при этом здоровое удивление: ну зачем Николетте, собравшейся в апреле в крематорий, новая шубка? Ясное дело, она ее не успеет надеть, а хоронить дам в манто как-то не принято.

Неактуально и желание иметь модные ботиночки из кожи питона, «точь-в-точь такие, как у Коки, только дороже». В последний путь уходят в белых тапках. Но никогда до сегодняшнего дня Николетта не требовала лекарств. Маменька, несмотря на взбалмошность, обладает здравым рассудком, более того, она прекрасно понимает, что бесконтрольный прием фармакологических средств способен навредить, поэтому пользуется лишь несколькими проверенными препаратами, реально приносящими в ее случае пользу: пьет витаминный комплекс и глотает на ночь таблетку аспирина, чтобы в крови не образовывались тромбы, принимается мазать ноги кремом. Кстати, ее доктор Сережа, великолепно знающий о железном здоровье пациентки, никогда не выписывает ей ничего другого, кроме вышеперечисленного. Впрочем, виноват, в домашней аптечке еще есть слабительные капли, валокордин и, естественно, средства от простуды. А сейчас Николетта сыплет непонятными названиями.

– Прости, пожалуйста, – прервал я мать, – это тебе Сергей посоветовал?

– Кто?

– Твой домашний доктор.

– Я его выгоню!

– Сергея?

– Да! Он ничего не понимает, не увидел страшной болезни, которая съедает меня!

Я вздрогнул.

– Кто тебе поставил диагноз?

– Лукьян, врач Коки, он волшебник, всех спасает, потому что находится в курсе последних разработок! А Сергей идиот, знающий лишь про аспирин. Да, Коке повезло, дочь ей все устраивает, а я сирота при живом сыне, существую на медные копейки, еле-еле пятьсот долларов наскребла на визит к Лукьяну. Ты же не способен подобную сумму за мое здоровье заплатить, вот мне и пришлось выкручиваться. Ужасно быть нищей!

– Сколько он берет за осмотр??? – поразился я.