Сафари

Сначала ему доставляло удовольствие бесцельно вертеть колесико, извлекая из транзистора какофонию рыков и киска. Потом Фежи замедлил темп и, настраивая приемник на музыкальную передачу, стал слушать более внимательно. Современные симфонисты, «Хабанера» Бизе и джазовой обработке, исполненная по-французски песенки из «Человека-амфибии» и «Венгерские танцы» Брамса не привлекли внимания лесного музыканта. А вот псалмы он слушал довольно долго. Когда же они кончились, Фежи вновь принялся вертеть колесико настройки. Остановился он, лишь когда из приемника донеслись звуки хора — стройного, многоголосого. Передавали какую-то ораторию. Она исполнялась минут двадцать, и все это время Фежи сидел не шелохнувшись, широко открыв глаза и крепко прижав к груди сложенные крест-накрест руки. Он не очнулся даже тогда, когда музыка кончилась и заговорил диктор. Передача шла на языке африкаанс. Я понял, что радио Йоханнесбурга транслирует оратории Генделя. Оказывается, мы слушали «Мессию». За ней последовали аккорды из «Иуды Макковея». Фежи посмотрел на меня, радостно улыбнулся и вновь погрузился в мир звуков.

Что привлекло этого маленького лесного музыканта в ораториях великого немца? Покорила ли его монументальность музыки или, может быть, в генделевском хоре он нашел что-то общее с хорами пигмеев, которые сопровождают разыгрываемые у костра мифы и легенды? Или такова сила подлинного искусства, искусства поистине общечеловеческого?

Когда приезжаешь в деревню к пигмеям на полчаса, чтобы сделать пару мимолетных фотографий, или даже когда незваным гостем проводишь среди них несколько дней, трудно заметить признаки «пигмейской культуры». В глаза бросается бедность, в которой многие, к сожалению, видят «экзотику» бытия этих самых низкорослых людей нашей планеты. Но серьезные исследователи, проведшие в обществе пигмеев не один год, пишут о неповторимых по своей поэтичности мифах и легендах пигмеев, об их врожденном чувстве ритма и тонком юморе.

Во время первого всемирного фестиваля афро-негритянского искусства в Дакаре я познакомился с браззавильским художником Пьером Лода, основоположником знаменитой школы живописи «Пото-Пото». Пьер водил меня по лабиринтам выставки, хвалил одно, ругал другое, доказывал, немного повторяя Л. Сенгора[4], «врожденную артистичность» африканцев. Потом остановился у обшитого холстом стенда, обвешанного яркими акварелями своих последователей:

— Вот доказательство. Знаете ли вы, что своим возникновением «Пото-Пото» обязано пигмеям — самому дикому и отсталому народу Африки, народу, где каждый— артист и художник? — спросил он. — Как-то один из молодых живописцев совершенно случайно принес в мою студию изделия, найденные им в пигмейской деревне. Это были украшенные резьбой рога, примитивные рисунки на коре. Стиль их работы был прост и одновременно столь выразителен, что подкупил нас, заставил заинтересоваться искусством пигмеев, перенять их манеру. У этих маленьких людей врожденный дар к рисованию, к украшению мест своего обитания…

И вот теперь уже второй час, не шелохнувшись, пигмей сидит у меня в машине и слушает Генделя. Причем слушает не потому, что приемник был просто настроен на эту волну, а собственноручно отыскав звуки классической оратории в какофонии звуков в эфире, явно отдав ей предпочтение перед всем прочим…

Опасности звериной тропы

Из деревни мы вышли, растянувшись длинной цепочкой: впереди Аамили, за ним я, Фежи и женщины. Я было отказался от копья и лука, которые вручил мне Фежи, ссылаясь на то, что мои руки и плечи и без того увешаны фото- и кинокамерами, но охотники запротестовали. Наверное, мое появление на охотничьей тропе без оружия подрывало не только мой, но и их мужской авторитет в глазах женщин. Фежи вызвался нести часть аппаратов, а мне дал лук, колчан и тяжелое копье, которое почему-то беспрерывно норовило попасть мне между ног.

Женщины — их было больше двадцати — шли на почтительном расстоянии. В охоте разрешается участвовать лишь взрослым женщинам, прошедшим обряд дефлорации[5] и украсившим по этому случаю свое тело татуировкой. Обычно это просто бесцветные полосы на лбу и кресты на щеках и груди. Сегодня по случаю охоты в надрезы была втерта синяя краска. У каждой на плече висела плетеная сумка, в которую по пути женщины собирали ягоды, коренья, насекомых. У двух к спине были привязаны четырех-, пятилетние мальчишки. Хоть со спины матери, но они уже приобщаются к великому искусству охоты.

_{Перед тем как отправиться на охоту, Фежи и Лугупе проверили луки и пропитали стрелы ядом}