Саджо и ее бобры

Ночью, когда девочка лежала на подстилке из душистых веток канадской пихты, крепко прижимая к себе в последний раз Маленькую Крошку и Большую Крошку, которые сладко спали, свернувшись комочком, она перебирала в памяти все, что случилось с того незабываемого дня рождения, когда бобрята впервые появились у нее. Она вспомнила про веселые игры, подумала, как благополучно кончились их приключения и как все хорошо получилось, вспомнила обо всем, что отец сказал: он кликнет бобровым кличем, и, может быть, старые бобры выплывут навстречу…

Можно ли было спать в эту последнюю ночь! Долго она не смыкала глаз — все прислушивалась к ровному дыханию Чилеви и Чикени. Но наконец она склонила свою головку, полную всяких мыслей, над влажными носиками бобрят, которые пыхтели, сопели, даже иногда похрапывали, и перенеслась в страну забвения.

Назавтра, когда солнце еще пряталось за горизонтом, а дикие бобры только что пробудились от сна, Большое Перо подошел с детьми к пруду как раз в том месте, откуда Чилеви и Чикени пустились в свое опасное странствование.

Мало что изменилось в этих местах с тех пор, как мы были здесь в мае — Месяце Цветов.

Плотина, как и раньше, сдерживала воду, едва струившуюся через край, а землянка возвышалась, как курган, высоко над заболоченной землей.

На пруду все было в полном порядке, чувствовался заботливый труд — казалось, здесь поработали люди. Однако вся работа была сделана только двумя бобрами — молодые бобрята в первое лето своей жизни едва ли могут считаться помощниками. Стены хатки были заново покрыты толстым слоем глины, чтобы не забрался зимний холод; перед самым жилищем плавал плот из бревен, прутьев и веток — это бобры заготовили себе запасы корма на зиму. От берега в разных направлениях уходили в лес гладко вытоптанные тропинки, вдоль которых виднелись пни со свежими следами бобровых зубов. Стволы подточенных деревьев уже плавали на воде. Несколько деревьев еще лежало на берегу — видно было, что бобры еще не закончили заготовки на зиму.

По-прежнему здесь было очень тихо. Молчаливые деревья, обступившие пруд, четко отражались в его спокойных водах. Только теперь их вершины были не зелеными, как раньше, а алыми, желтыми и даже коричневыми — там, где их прихватили заморозки.

И везде в этом тихом лесу медленно летали, кружились, шуршали падающие листья.

Гитчи Мигуон нарочно отстал от детей, когда Саджо и Шепиэн понесли корзинку к берегу. Там под высоким серебристым тополем они открыли ее.

Шепиэн погладил шелковистые пушистые тельца и сказал:

— Прощайте, Нитчи-ки-уэнз, прощайте, Маленькие Братцы…

Эти слова он произнес почти шепотом, потому что голос его дрожал, а мальчик не хотел, чтобы сестренка заметила его волнение. Потом он пожал одной рукой обе руки Саджо и сказал ей:

— Не печалься, сестра. Каждый год, как только начнется листопад, я буду привозить тебя сюда. Много горя и радости мы пережили все вместе, и мы никогда не забудем наших маленьких друзей. Они тоже будут помнить нас. Так сказал отец. Теперь бобрята вступают в новую, счастливую жизнь. Не тревожься о них.

— Да, — прошептала Саджо, — я знаю, что они будут счастливы. Мне надо радоваться, а не грустить.

Девочка улыбнулась Шепиэну и сказала:

— Спасибо, брат.

После этого Шепиэн подошел к отцу. Саджо осталась одна.

Она прижала к себе бобрят на минутку и шепнула им в черные ушки:

— Прощай, Чилеви! Прощай, Чикени! Прощайте, Маленькие Братцы! Мы не забудем друг друга! Никогда!

Она выпустила бобрят, проводила их до самого края воды и следила, как они пустились вплавь.

И вот они поплыли, пересекая родной пруд, рядышком, как всегда, — сорванец Чилеви и ласковый Чикени. Еще несколько минут — и оба исчезнут. И какими бы большими они потом ни выросли, в нежном, любящем сердце они долго еще останутся двумя крошечными, беспомощными бобрятами.

Для Саджо они навсегда останутся Крошками.

Когда зверьки стали приближаться к землянке, Большое Перо издал звонкий, протяжный звук — зов тоскующего бобра. И снова этот звук, как музыкальная нота, задрожал в тишине. И еще раз. А потом на поверхности воды около хатки появилась черная голова, за ней другая. Большие черные головы и большие коричневые спины плыли навстречу малышам.

У Саджо захватило дыхание. Это как раз то, чего она так ждала: бобры-родители выплыли на зов Гитчи Мигуона. Все исполнилось. Все!

Никто не шевелился — люди стояли совсем тихо, словно неподвижные деревья, пока старые бобры медленно приближались к Чилеви и Чикени. Поплавали вокруг них немного, присматриваясь, принюхиваясь, издавая какие-то тихие, волнующие звуки. А потом поплыли вместе, большие головы и маленькие, рядом! Бобры удалялись быстро, слишком быстро, оставляя за собой зыбкий, расходящийся след. Один или два раза донесся слабый звук, как будто детский голос. Большие головы по-прежнему плыли рядом с маленькими, они становились все меньше, пока не исчезли под водой одна за другой как раз напротив входа в хатку.

Большая Крошка и Маленькая Крошка были дома.