Саджо и ее бобры

И вот с важным видом Чикени нырнул прямо вниз, но налетел головой на цементное дно бассейна. Удар оглушил бобренка. Немного погодя он снова нырнул, вторая попытка кончилась такой же неудачей. Он начал царапать лапами и пробовал грызть зубами цементное дно, ища выхода в тоннель, но только поломал себе коготки и еще больше повредил зубы. Тогда бобренок выкарабкался из пруда, побрел к решетке и попытался пролезть через нее, но железные прутья не пускали. Чикени хотел перегрызть их — все напрасно, его поломанные зубы даже не поцарапали железа. Он стал бегать по своей тюрьме, иногда останавливался, пытаясь подрыть землю, но под ногами всюду был цемент. Долго он метался так от пруда к решетке, грыз железные прутья, скреб цемент; наконец, обессилев, растянулся на холодном полу и заскулил от тоски. Так, бывало, скулил он и раньше, когда нападет тоска; тогда Саджо убаюкивала его, и он урчал от радости. А как ему хотелось дотронуться лапкой до шелковистой шерсти Чилеви! Но здесь нет ни Саджо, ни Чилеви, только тюрьма, где заперт несчастный малыш.

Элек-смотритель все видел. Он стоял за решеткой и только качал головой, приговаривая:

— Горе-то какое, беда!

Это была его работа — приручать диких зверей, которых время от времени к нему присылали. Несмотря на то что смотритель очень любил животных, он иногда ненавидел свое дело. Ему часто казалось, что это вовсе не дикие звери, а несчастные маленькие люди, лишенные дара слова, но нуждающиеся в ласке не менее тех, кто умел говорить. Ему всегда казалось, что человек, такой большой, сильный и знающий так много всего, чего не знают животные, должен быть добрым по отношению к ним и помогать им по мере сил своих. И вот теперь смотритель не мог равнодушно смотреть на маленького Чикени, который так беспомощно бился за свою свободу. Элеку и раньше приходилось иметь дело с бобрами, он знал их мягкий нрав. Смотритель открыл дверцу, шагнул за решетку и бережно взял на руки тоскующего зверька. Бобренок совсем не испугался, а почувствовал себя очень хорошо на руках у человека. Они были добрые и теплые, не то что цемент.

Человек понес Чикени к себе домой, в коттедж, который находился здесь же, на территории парка. Когда дети выбежали навстречу отцу и увидели у него на руках бобренка, они закричали от радости и стали хлопать в ладоши. Чикени, испугавшись шума, ткнулся мордочкой под полу пиджака смотрителя — он уже считал Элека своим другом. Отец уговорил детей вести себя потише и спустил бобренка на пол. Здесь Чикени почувствовал себя гораздо лучше, чем в клетке; наверно, он даже вспомнил свой дом. Вся семья обступила зверька и с любопытством ждала, что он будет делать. Жена смотрителя сказала:

— Ах ты, малыш! У тебя ведь все косточки торчат. Джо, — попросила она сынишку, — сбегай за яблоком, пусть бобренок полакомится.

Джо сейчас же принес яблоко и положил его перед Чикени. Бобренок потянул носиком — он никогда еще не слышал такого чудесного запаха! Он впился в яблоко изломанными зубами, ухватился за него двумя лапками, с жадностью стал грызть, и скоро половины не стало. Смотритель очень обрадовался: некоторые из его питомцев совсем отказывались от пищи и умирали, но этот — Элек теперь знал — выживет. Дети звонко смеялись, любуясь забавным бобренком: он, когда ел, сидел совсем как человек.

— Вот увидите, он очень скоро поправится! — воскликнула жена смотрителя.

Элек принес свежие тополевые веточки с сочными листьями; к ним бобренок не притрагивался, сидя за решеткой, но теперь стал их есть. А дети не отрывали глаз от потешного зверька и очень удивлялись, видя, как ловко он зажимает в кулачок пучки листьев и кладет их в рот.

Бобренок начал даже урчать от удовольствия, и дети пришли в полный восторг. Маленькая белокурая девочка закричала:

— Послушайте, послушайте только: он разговаривает, как малюсенький ребеночек! Пусть он поживет у нас на кухне. Можно, папа?

Жена тоже стала уговаривать смотрителя:

— Давай, Элек, оставим его у себя на некоторое время. Сейчас в саду все равно никого нет. Малышу тоскливо будет в клетке — ведь это все равно что запереть в тюрьму ребенка.

Элек ответил:

— Пожалуй, ты права. Мы устроим ему местечко, пусть переночует у нас.

Они принялись устраивать у себя на кухне уголок для Чикени. Элек-смотритель прикрепил к полу большую лоханку с водой, поставил рядом ящик и положил туда охапку чистой соломы. Бобренок провел там всю ночь. Вряд ли он был счастлив, но, во всяком случае, ему было удобно.

На следующее утро Элек отнес его в сад и посадил за решетку. Гуляющая публика смотрела на зверька. Но, когда начало смеркаться и сад опустел, смотритель снова понес бобренка домой.

С тех пор все свое свободное от «работы» время Чикени проводил в доме смотрителя; там у него была своя постель на кухне, лоханка с водой; его угощали листиками и прутиками, и каждый день он получал красивое сочное яблоко, которое заставляло его забывать о многих своих бедах, — но не обо всех: тоска о близких не могла затихнуть до конца его дней10.