Сады

— Но ведь за границу посылают лучших! — брякнула Клавдия, не кончавшая высших дипломатических курсов.

Николай, не смутившись, кротко сказал:

— Я и есть из лучших, мадам.

Лида сказала нервно:

— Вы никогда не верили в него. — Её глаза налились слезами. — Теперь вы, наконец, убедились.

— Замолкни, Лидка! — Это Николай произвёл спасительный одиночный выстрел.

Однако моя дочь не угомонилась. В её влажных и, надо сказать, выразительных глазах я прочитал: «Завидуешь, папочка. Тебе не дано такого. Остался рядовым наборщиком, а молодёжь вот как широко шагает. Зависть — это плохо. Сам говорил...»

— Значит, прощай, кактусы? — спросил я, как бы проникаясь жалостью к сиротеющим растениям.

— Я надеюсь, Анатолий Андреевич, что один раз в месяц... всего лишь один раз...

— Не мало ли — всего раз в месяц? — озабоченно спросил я, испытывая искреннее беспокойство и за судьбу кактусов, и, главное, за исход командировки. — Я так думаю, что будут они сохнуть не только с тоски по хозяину, но и от жажды...

Николай засмеялся.

— Остроумно сказано, Анатолий Андреевич, но кактусы выдержат. Они мощные и заряжены какой-то необъяснимой, скрытой силой. Для того, чтобы подарить миру такой цветок, ребуция должна обладать талантом художника. Она ведь цветёт до сих пор. Если вы польёте мои растения два раза в месяц, они будут премного благодарны.

— Куда денешься, — сказал я, весьма довольный тем, что косвенно оказался причастным к серьёзной командировке зятя. — А что у тебя в дружине? Ты же заместитель начальника...

— Вчера, кстати, задержали одного типа. Оказал сопротивление, между прочим, и ножом... вот... — Николай приподнял руку и показал порез на рукаве пиджака. — Опасный преступник. Как выяснилось, рецидивист.

Клавдия всплеснула руками.

— Господи, и он говорит об этом так спокойно, как будто ничего не случилось...

— Сами видите — ничего со мной не случилось.

— Как же не случилось? Тебя ведь могли убить! Лида, ты хоть знаешь об этом?

— Знаю, — ответила Лида, спокойствием своим окончательно сокрушив Клавдию.

— Так ты бы хоть пиджак починила, что ли. Как можно так ходить, с дыркой под мышкой? И как, вообще, можно так жить? — На глазах жены выступили слёзы. — Вы могли осиротить Витю. Зачем тебе далась та милиция? Разве это по твоему возрасту и положению?

— Я ассенизатор и водовоз, — возразил Николай словами Маяковского. — Боремся за чистоту улиц. Весело было, когда средь бела дня разбойнички устроили побоище на Зелёном острове и при этом пострадал один выдающийся мастер наборного цеха, первоклассный линотипист? А возраст не помеха. В моём возрасте Анатолий Андреевич на войне кое-что похуже испытал. Каждый должен сделать себе биографию.

— У тебя биография, по-моему, неплохая, — простодушно заметила Клавдия. — Отец рабочий, фронтовик. Не дожил, к сожалению, до наших дней. А мать тоже трудящаяся, не помню кем работала на руднике...

— Скреперисткой она была, я уже говорил вам.

— Трудно запомнить, Коля, извини. Но тоже заслуженная, на пенсии сейчас. Братья, как нам известно...

— Не про то я, Клавдия Сергеевна, не про официальную биографию. Речь идёт о трудностях, которые на пути возникают, о том, чтобы в первых рядах быть, а не околачиваться где-то на задворках. И чтобы гордость всё-таки была: хоть войною и не испытан, а на мужество проверен и к всяческой нечисти нетерпим...

— Значит, для этого надо пиджаки рвать и на ножи лезть? Семья ведь у тебя.

— О семье и забочусь.

— Вижу, как заботишься. Рада я, что, наконец, в командировку едешь.

— Я тоже не против, — охотно согласился Николай.

Дочь ошибалась. Я не завидовал зятю — это было бы глупо и по́шло. Скорее недоумевал. Убеждён был, что директорами, управляющими, дипломатами, техническими экспертами и консультантами, представляющими нашу страну за рубежом, могут быть все, кроме тех, кто входит, как говорится, в наш семейный круг.

Все родичи наши были рядовыми гражданами и, в общем, не плохо чувствовали себя. Братья жены трудились один в райпотребсоюзе счетоводом, другой слесарем-ремонтником на маслозаводе; её сестра, закончив библиотечные курсы, заведовала районной библиотекой, а муж её подвизался в том же районе в должности мастера по ремонту телевизоров. Мои сёстры, так же, как их мужья и дети, были обыкновенными тружениками: шофёрами, учительницами, электросварщиками. Поэтому неожиданно высокая оценка способностей зятя как специалиста показалась мне сенсационной.

— А ты справишься, Николай? — спросил я. — Заграница, брат...

Николай перебил меня, поморщившись:

— Не боги горшки лепят, Анатолий Андреевич, справлюсь... — Он усмехнулся и отправил в рот изрядный кусок рыбы — коронного блюда тёщи. — Между прочим, высокое назначение не только обязывает, но и само помогает кое-что осознать. Силы придаёт, окрыляет. Как-никак приятно думать о себе, что вот ведь и ты кое-что стоишь, чёрт тебя побери! Отменная рыба у вас, Клавдия Сергеевна.

Я отметил его разговорчивость — он прежде редко произносил столько слов подряд. В его осанке появилась некоторая солидность. Возможно, это мне только показалось.