Садовник и плотник

Один мой знакомый журналист рассказывает похожую историю о том, как его учили писать новости для радио. Начинал он в качестве самого юного и самого неопытного члена группы копирайтеров, сидевших в захламленной комнате при студии ночных новостей. Вечно всклокоченный, всегда немного пьяный и крайне язвительный старый редактор отрывал от ленты телетайпа (это было в незапамятные времена) кусок с новостью и выдавал его новичку, приказывая превратить новость в подводку для радио. Ученик лихорадочно переделывал текст и сдавал редактору. Четыре раза из пяти редактор рявкал: “Чушь собачья!” – и швырял работу в мусорную корзинку. Но время от времени он все же бурчал нечто одобрительное и швырял текст в коробку “Входящие” у себя на столе. Постепенно старый редактор стал чаще принимать тексты новичка и реже браковать их. Наконец больше половины подводок признавались годными для эфира. Как в свое время ученик фехтовальщика, наш журналист вдруг обнаружил, что каким-то образом научился писать тексты для радио.

Разумеется, мы не хотим, чтобы школьное обучение выглядело именно таким образом. Однако эти истории вполне могут служить назидательными притчами о том, как упорная практика ученичества приводит к подлинному мастерству. Многие из самых продвинутых и эффективных учителей, даже в современной школе, используют элементы подобного старинного ученичества. Однако ирония заключается в том, что подобные учителя чаще ведут факультативные предметы, а не обязательные. Строгий, но обожаемый учениками бейсбольный тренер или требовательная, но вдохновенная учительница музыки дают детям возможность учиться именно таким способом.

Дети из бедных городских кварталов склонны сосредоточиваться на спорте и на музыке – пусть даже эти умения со значительно меньшей вероятностью, чем изучение математики или естественных наук, помогут им в будущем заработать на жизнь. Возможно, это отражает нереалистичные ожидания, поощряемые современной культурой. Но я думаю, что это также отражение и того факта, что спорту и музыке легче обучить методами традиционного ученичества, чем математике, естественным наукам или литературе.

Не существует веских оснований, по которым балет или баскетбол должны преподаваться методом ученичества, а естественные науки или математика – нет. Любой ученый подтвердит вам, что его профессия точно так же требует навыков, добытых упорным трудом, как и игра в теннис или на фортепиано. В аспирантуре, где мы по-настоящему учим заниматься наукой, мы пользуемся теми же методами, что шеф-повар или портной. Мои студенты начинают как ученики: пишут легкую часть какой-нибудь научной статьи или проводят вспомогательные исследования в рамках какого-либо крупного гранта, а затем постепенно поднимаются на уровень, когда им по силам самостоятельно разработать и провести оригинальный эксперимент. И хотя я не использую в учебном процессе деревянные мечи – и даже корзины для бумаг, – мне не раз говорили, что комментарии, которые я в режиме исправлений делаю на рукописях аспирантов, бывают весьма свирепыми.

Точно так же обстоит дело и со второй моей профессией, писательством. Писательское мастерство осваиваешь, когда пишешь, снова и снова, особенно в сотрудничестве с хорошим редактором (знаменитый экономист Джон Кеннет Гэлбрейт говорил, что спонтанной, непосредственной интонации, за которую его так хвалят критики, ему обычно удается добиться, переписывая черновик где-то в девятый раз).

Но многие ли дети на самом деле получают возможность отточить навыки в естественных науках, математике или написании сочинений? Или хотя бы понаблюдать, как работают математики, ученые или писатели? Сколько учителей математики или писательского мастерства в обычной средней школе так же хорошо владеют навыками своей профессии, как ими владеет обычный бейсбольный тренер? И даже если учитель – настоящий мастер своего дела, то многим ли детям удается воочию увидеть, как он работает: пишет эссе, разрабатывает новый научный эксперимент или решает новую, незнакомую ему математическую задачу?

Представим, что мы бы учили детей играть в бейсбол так же, как преподаем им естественные науки. До двенадцати лет ребенок только читал бы о технике и истории бейсбола и время от времени выслушивал бы вдохновляющие истории из жизни великих бейсболистов. Он ставил бы галочки в тестах на знание правил бейсбола. Выпускнику колледжа, вероятно, уже разрешили бы – под строжайшим присмотром! – участвовать в постановочных воспроизведениях самых знаменитых матчей. И лишь на второй-третий год аспирантуры ему бы наконец позволили сыграть по-настоящему. Если бы мы учили бейсболу подобным образом, то, вероятно, успехи наших юных бейсболистов в первенстве детской Малой лиги были бы столь же скромными, как и их школьные оценки по физике, химии и биологии.