Садовник и плотник

Что же служит импульсом для развития эссенциализма? Оказывается, на представления детей о категориях влияет то, что говорят взрослые. Даже совсем тонкие нюансы речи способны повлиять на то, как ребенок будет видеть мир. Более того, как раз эти тонкие детали сильнее всего воздействуют на мышление детей – даже более эффективно, чем более очевидные способы обучения.

Дети делят мир на физические категории (например, телевизоры и чайники), на биологические (одуванчики и утки) и на социальные – скажем, на мальчиков и девочек. Категории могут и служить для поверхностного удобства, упрощения описания мира, и отражать некие глубинные принципы. Допустим, я произвольно разделила содержимое своего платяного шкафа на черную и белую одежду или на верх и низ, или я могу переставить свои книги: тут большие, а тут маленькие, здесь в твердом, а вон там в мягком переплете, – в любом случае все это не слишком важно. Но многие категории заставляют нас чувствовать, что за ними стоит нечто очень глубокое.

Давайте рассмотрим следующий философский мысленный эксперимент – очень жестокий (поскольку философам никогда не приходится осуществлять свои мысленные эксперименты на практике, они у философов, как правило, весьма брутальные). Предположим, я беру кошку, отрезаю ей хвост и заменяю его на более пушистый и большой, затем рисую на нем белую полосу, пришиваю пахучие железы, выделяющие вонючую жидкость, и так далее и тому подобное, пока кошка не начинает выглядеть, пахнуть и даже издавать такие же звуки, как скунс. Так вот что это теперь за зверь – скунс или кошка?

Конечно, мы думаем, что животное все равно останется кошкой. Но почему мы так думаем? На этот вопрос ответить уже сложнее. Что именно отличает ее от скунса, если она теперь выглядит, пахнет и ведет себя в точности как скунс? Есть искушение ответить: “Ну, нечто внутреннее – гены, химические вещества… что-то в этом роде”. Тут-то вы и чувствуете себя как Луи Си Кей, пытающийся объяснить дочери, почему из тучи идет дождь.

Когда дети начинают воспринимать категории таким образом? Исторически общепринятое мнение (его разделяли все – от Пиаже до Монтессори и Фрейда) сводилось к тому, что мышление маленького ребенка ограничено и сводится к самоощущению “здесь и сейчас”, то есть к непосредственным ощущениям и прямому восприятию. Однако теперь выясняется, что, наоборот, даже самые маленькие дети заглядывают гораздо глубже в попытках понять истинную суть явлений, которые их окружают. На самом деле, когда дети делают ошибки, это часто происходит потому, что они слишком старательно ищут суть, когда никакой особой сути и нет[150].

Даже двух- и трехлетние дети, похоже, разделяют смутное ощущение, что естественные категории отражают некие постоянные и незримые сущности[151]. Эти глубинные, сущностные категории помогают нам делать новые предсказания[152]. Если я знаю, что некое существо – это утка, причем знаю не просто на основании поверхностных внешних признаков, а потому что он воплощает глубинную суть “утиности”, то я могу прогнозировать, что это существо будет ходить как утка, и крякать как утка, и плавать как утка – то есть совершать все, что совершают прочие утки, даже если я не вполне точно знаю, что это, собственно, такое – утка. Если я узнаю нечто совершенно новое о каких-то отдельных утках – скажем, что у них на оперении есть жировая смазка, которая позволяет им не промокнуть в воде, – то могу заключить, что и у всех остальных уток тоже имеется такая особенность.

Судя по всему, дошкольники тоже думают, что, если одно животное какого-то вида обладает каким-то определенным свойством, даже невидимым, то и другие представители вида будут обладать этим свойством. Если вы скажете им, что у какой-то утки есть специальная железа, через которую выводится наружу смазка для оперения, то они ответят, что и у других уток тоже есть такие железы[153]. Они понимают, что внутри у всех уток все устроено одинаково, даже если не вполне понимают, как именно. И если мы будем достаточно настойчивы, дети, например, могут сказать, что и утиные яйца внутри устроены точно так же, как взрослые утки, поскольку и те и другие относятся к одной категории.

Дети (и взрослые) воспринимают таким образом не все категории[154]. Например, предположим, что вместо кошки из философского мысленного эксперимента я подвергну хирургической операции чайник. Я отрежу у него носик и ручку, удалю крышку, сглажу углы, заделаю лишние отверстия, перекрашу и наполню сахаром. Нам теперь гораздо легче, чем в случае с кошкой, сказать, что один предмет превратился в другой и что чайник стал сахарницей. Дети реагируют сходным образом. Аналогичным образом, даже если я узнаю, что многие чайники сделаны из фарфора, я не заключу из этого, что все чайники всегда фарфоровые.