Садовник

Остальные пациентки визуально выглядят лучше, но за лихорадочным блеском глаз легко угадывается стремительно поднимающаяся температура.

В мужской палате совсем тяжелые отсутствуют. Но это лишь дело времени. А пока пациенты, собравшись кружком, над чем-то хохочут. Завидев нас, рассаживаются по своим кроватям.

Доктор внимательно осматривает одного за другим, простукивает грудные клетки, силясь различить привычную пневмонию. И пока он погружен в мрачные думы, больные настойчиво пытаются вызнать свою судьбу:

– Доктор, что со мной?

Но вряд ли они хотят услышать правду.

– Как самочувствие? – отвечаем вопросом на вопрос.

– Слабость… Мышцы ломит.

Один из обследуемых неожиданно начинает кашлять, и на губах выступает кровавая пена. Мужчина, испуганно косясь на санитаров, вытирает ее рукавом пижамы…

Дни летят стремительной чередой безжалостно срываемых листиков календаря: новые пациенты, вызовы на дом к безнадежным и смерти. Смерти повсюду… Чума подобно лесному пожару поглощает ростки жизни один за другим, особо не разбирая, кто становится ее очередной жертвой: взрослый полный сил работяга, немощный старик или розовощекий ребенок…

      Город, охваченный эпидемией, постепенно умирает. Я иду по очередному вызову, но вряд ли застану хозяев живыми. Повсюду опустевшие дома. Им уже никогда боле не наполниться теплом и детским смехом. Лишь темные провалы окон неотрывно следят за мною. Иногда в окошках замечаю одинокие белесые фигуры. Завидев идущего, они мгновенно исчезают в глубине комнат.

На улицах только я и неугомонный ветер, что несет по пустынным тротуарам сорванные листья и какой-то оставшийся от людей сор. Впереди вижу уже знакомую телегу из питомника. Она переполнена трупами – обнаженные тела свалены как попало, в разные стороны торчат руки, ноги. Останавливаюсь напротив – прямо на меня бельмами остекленевших глаз неотрывно смотрит сам мертвый садовник…

Тощая обессилевшая лошадь стоит безучастно опустив голову. Два уборщика в чумных масках сидят прислонившись к деревянным колесам и не шевелятся. Судя по всему, смерть их застала во время работы. Какая ирония – а теперь кто их закинет в повозку?

      В палисаднике ближайшего дома за невысокой, словно игрушечной, оградой замечаю несколько фигур в длинных черных балахонах. Широкие капюшоны на головах скрывают лица в сумраке тени. И я сперва принимаю их за выживших горожан, но… Балахоны невесомо парят над землею и вот, словно уловив что-то, медленно направляются ко мне. Лошадь резко взбрыкивает, почуя иное присутствие, и затравленно бьется в упряжи. Но скорбный груз держит ее мертвой хваткой.

      Ага. Вот это что. Не успел труп города окоченеть, а «сорняки» уже тут как тут. Подъедают остатки чужого пиршества. Приблизившись ко мне почти вплотную, балахоны синхронно замирают, словно принюхиваясь, складки шевелятся, создавая иллюзию жизни, как вдруг все резко срываются с места и исчезают в зарослях разросшейся сирени.

      Я же освобождаю всхрапывающую лошадь от упряжи, приковавшей к непосильной ноше, и бью по крупу, чтобы бежала отсюда без оглядки. Такими темпами скоро в городе не останется ни одной живой души. Только эти…

– Фестис!

Услышав свое имя, смотрю на доктора.

– Мне больные сказали, что после твоих молитв многим становится лучше.

Я лишь пожимаю плечами:

– Все в руках божьих, а я лишь проводник его воли.

– Как ты это делаешь?

Голос доктора едва слышен от усталости. После чумной маски кажется, что все его лицо вытянулось, приняв форму уродливого клюва.

– Молюсь, прошу небесной защиты.

– А можешь сделать так, чтобы больной полностью выздоровел?

– Не в моих это силах…

Лихорадка сумасшествия надежно обосновалась в глазах собеседника. Похоже, он теперь хватается за любую соломинку. Но это вряд ли поможет. Этот штамм чумы оказался на редкость живучим. Не помогают ни привычное кровопускание, ни вырезание бубонов с их прижиганием каленым железом, ни чудодейственные настои трав. Ни молитвы священников.

– Фестис, город обречен. – Доктор нервно теребит рукав белого халата со следами крови. Такое впечатление, что кому-то из больных утирали исходящую изо рта пену. – Я бы посоветовал тебе уходить.

– А как же вы?

– Я врач, и если уж суждено, то утону в море чумы вместе с городом.

– Я подумаю над этим. – Пожимаю плечами.

Когда отворачиваюсь и возвращаюсь к своим делам, слышу за спиной тихий вздох:

– О Боже, но почему только два ребенка…

– Санитар!

Я останавливаюсь перед молодой женщиной. Лихорадка мутит ее разум, и кажется, что само безумие смотрит на меня красивыми небесного цвета глазами. В ожидании чуда…

– Помолись за меня… Мне страшно. Что ждет меня там?

Встаю на колени пред кроватью. Чувствую в своих ладонях жар горячей руки. Тонкие дрожащие пальцы, призрачная кожа, сквозь которую кажется можно разглядывать затейливый капиллярный рисунок. Прикрываю глаза. Жду…