Сад земных наслаждений

В одной только моей роте очутились: седобородый профессор теософии, записавшийся добровольцем – ему уж пора было готовиться к глубоким земляным ваннам, а не воевать, – мальчик на побегушках из дома терпимости; лилипут; нерадивый сын какого-то герцога, заботливый отец которого видел в будущей войне быстрое и благородное избавление от досадных ошибок молодости; компрачикос⁶, нашедший в службе спасение от плахи; зажигатель фонарей; одноногий, скоморох, знахарь, трубадур, сборщик податей и многие другие люди, отличавшиеся как внешностью, так и родом занятий.

В то же время, находились персонажи, не отличавшиеся ни диковинной профессией, ни особой наружностью, ни судьбой, что привела их сюда, зато именно они внесли наибольший вклад в мои впечатления об описываемых событиях.

Так, например, хорошо запоминались троица друзей, быстро нашедших общий язык на почве хулиганских наклонностей и желании морально подчинить себе сослуживцев. Не помню, как их звали, но, после первого совместного купания в реке, когда они долго с любопытством разглядывали друг друга, трепетно изучали, затейливо нюхали и даже нерешительно трогали, весело хохоча, эти три товарища, вдохновлённые своими неожиданными анатомическими открытиями, дали друг другу прозвища: Конь, Баклажан и Румпельштильцхен.

Именно под такими именами они нам и запомнились.

Даже в самые тяжёлые времена нашу жизнь не покидает любовь и романтика, хотя они зачастую являют себя самым неожиданным образом. Это нам с лихвой доказали наши бравые сослуживцы, цветовод Пистиллум и придворный акробат Штамен⁷.

Между ними, как говорится, проскочила искра сразу же, как только они впервые увидели друг друга.

Наверняка читателю знакомы такие дивные моменты… Ты видишь в толпе этого человека… Он не такой, как все… Он как будто светится. Вдруг, словно почувствовав твой взгляд на себе, он резко поворачивается… Стесняясь, ты уводишь взгляд… Но соблазн велик, и твой взор снова на нём. И это повторяется раз за разом…

Примерно то же самое случилось с нашими героями, когда они оказались в одном строю. Жар от страсти, что возникала между ними, чувствовали даже мы, их братья по оружию, стоявшие рядом.

Однажды, ещё на марше к тренировочному лагерю, наш полк остановился на привал вблизи живописного поля, усеянного алыми маками.

Славный акробат Штамен сидел на траве, опустив голову и, очевидно, предавался грустным мыслям о скорой, мучительной, а главное, неизбежной смерти, как вдруг над ним склонилась огромная тень: тихо и незаметно сзади к нему подошёл Пистиллум.

Следует отметить, что цветовод обладал самым высоким ростом и наиболее крупным телосложением в нашей доблестной роте. Пусть не весь объём его могучих телес составляли мышцы, но в его богатырской силе сомневаться не приходилось: он легко мог сломать голыми руками ствол молодого дуба толщиной с кружку.

Штамен же, напротив, был низкоросл и худощав. И потому, находясь вместе, они и без проявления взаимной симпатии являли зрелище весьма необычное.

Штамен дрожал от страха, когда Пистиллум к нему приблизился. Но тот не сделал ничего дурного. Аккуратно, не побоюсь этого слова, с любовью, он водрузил венок из алых маков на головку на голову своему товарищу. Покраснев и явно нервничая, Пистиллум поспешил оправдаться:

– Я подумал… – зазвучал зычный бас. – Они прекрасно украсят твои золотистые кудри.

Нервничая не многим меньше, Штамен ответил:

– Благодарю… Я люблю цветы…

– А я их просто обожаю! – трепетно воскликнул Пистиллум и, стеснительно потоптавшись, сел рядом. Вскоре они завели долгую и милую беседу. Их устами говорила сама Любовь.

После нескольких дней пути мы расположились в палаточном лагере на высоком отвесном холме.

Целыми днями мы упражнялись в фехтовании, стрельбе из лука и строевой подготовке, словно из нас хотели сделать солдат.

В первый же день на носилках в лазарет отправился Профессор, случайно, по неопытности выстрелив себе в спину из лука. За ним, но уже на своих двоих, последовали Конь, Баклажан и Румпельштильцхен: владение мечом им давалось с трудом, посему они, побросав клинки, принялись колошматить друг друга голыми руками, полагая, что цель упражнения – продемонстрировать силу и безмозглое геройство, а не научиться владеть оружием.

И ведь они оказались правы!

Именно этому нас страстно желал научить капитан Поркий, достигший в этом деле заоблачных высот. Поскольку кроме демонстрации силы он почти ничего не умел, то уверенно считал, что только безмозглостью можно побороть хитрого, хладнокровного и расчётливого противника.

Руководствуясь этими соображениями, он поставил себе благородную цель вбить в нас дурь. Как можно глубже и как можно сильнее.

А Конь, Баклажан и Румпельштильцхен заслужили свои первые медали. Такими нелепыми жестами командование пыталось поднять наш боевой дух со дна пропасти уныния.

Солдаты же и без того самостоятельно искали способы скрасить последние дни своих несчастных жизней.