Сад утрат и надежд

Он присел на корточки.

– Привет, мисс Айла. Очень приятно познакомиться. Я много слышал о тебе.

Айла снисходительно кивнула:

– Классно. Ма, можно я возьму хетчимал?

– Нет, Айла, послушай, доченька, мне надо срочно…

– Но ма, у Санди уже есть от…

– Нет и нет. Он больной.

– Это нечестно. – Айла повернулась к растерянному Сэму: – Мы приехали сюда год назад, и я, кроме Рождества, не получила ни одного подарка. А еще мне приходится играть целыми днями в этом большом дурацком саду. И все это потому, что у мамы был старый-престарый родственник, и он оставил ей этот дом, и она хотела позволить папе жить с Тесс. И сделать с ней ребенка, и это не хетчимал, который выводится из яйца. Только у нее и так уже двое детей. И я. Не люблю. Элиз. Так что мне придется уехать и жить с ними, но вообще-то я бы осталась тут. А еще, – торжествующе договорила она, снова накрутив подол юбки на палец и задрав его так, что стали видны ее трусики, – мы реально возьмем щенка.

– Нет, мы реально не возьмем никого.

– Нет, реально возьмем.

Сэм посмотрел на Джульет.

– У меня есть лишнее яйцо хетчимал, – сказал он. – Я купил его для твоего брата, но оно ему не годится и сейчас ищет себе новую хозяйку. Ты можешь взять его в следующий раз, когда я приеду?

– Что? Да! Да, пожалуйста! – сказала Айла, ее хмурая неприветливость за секунду преобразилась в восторг. Она выпрямилась. – Вы можете дать мне ее сейчас?

– Его. Нет – оно дома, оно пока не готово вылупливаться.

– Почему не готово?

– Потому что время инкубации еще не прошло, – ответил Сэм.

– Но ведь это пластиковая игрушка, – озадаченно возразила Айла, и Сэм рассмеялся.

– Ты мне нравишься, мисс Айла.

– Вы мне тоже нравитесь – вы можете привезти игрушку завтра?..

– Уходи, – сказала Джульет, схватив дочку за плечи. – Я приду потом, и мы с тобой поговорим.

Она ласково подтолкнула Айлу к двери. Сэм повернулся к ней:

– Ну она и перец.

– Да уж. Целая корзина перца. – Джульет оглянулась на дом. Сэм сунул ей в руки конверт.

– Ты можешь хотя бы намекнуть мне, что там? – попросила Джульет и мокрыми от волнения ладонями поднесла маленький, почти квадратный конверт к лицу и посмотрела на аккуратный почерк, на когда-то черные чернила, ставшие от старости рыжими. Чернила кое-где расплылись, некоторые слова резко обрывались, словно пишущий несколько раз останавливался и начинал писать дальше.

– Прочти. – Он наклонился и очень ласково дотронулся до ее щеки, так что ладонь обхватила ее подбородок. Его кожа была теплая, рука уверенная. Джульет поняла, что он сделал это естественно, по зову души. Она накрыла его руку своей, прижала ее к своему лицу. Они постояли так несколько мгновений.

– Ладно. Я пойду.

Ее щека хранила тепло в том месте, где только что были его пальцы. И Джульет машинально потрогала щеку под пристальным взглядом Сэма.

– Джульет…

– Может, ты погуляешь по саду? Или поужинаешь, выпьешь бокал вина или чего-нибудь еще? Если только в письме не написано что-нибудь настолько ужасное, что мне придется лечь. Или окажется, что мне уже не принадлежат ни дом, ни картина.

Сэм огляделся по сторонам, убеждаясь, что рядом никого нет.

– Вообще-то, я позволил себе вольность и заглянул в письмо, так что нет, за это можешь не волноваться. Все это твое, но все равно все меняется. Да, я бы хотел остаться.

– Чудесно. Это в самом деле чудесно. – Они улыбнулись друг другу.

Оставшись наконец одна, Джульет села на каменную скамью возле старого дома и достала письмо. Пятнистый камень впивался в ее ноги сквозь тонкую юбку, теплое солнце лилось на ее плечи. Она начала читать. За ее спиной кричали, смеялись, перекликались во всех комнатах дети. Перед ней простирался большой сад. Среди отцветавших роз ходил Сэм и ждал ее. А Джульет читала.

Глава 41

1981. 29 июля

Я не планирую ни сейчас, ни когда-либо в будущем продавать эскиз моего отца к картине «Сад утрат и надежд». Благодарю вас за проявленный интерес.

Искренне ваша

Она подписала письмо: Стелла Хорнер. Она оставила свою фамилию, когда вышла замуж; это было в 1943 году. Позор! Бесчестье! Кто-то подбросил белое перо на ступеньки дома[5], пока Эндрю сражался на фронте. К тому времени умерла ее мать: Стелла знала, что никто не осмелился бы на такое при жизни Лидии Хорнер. Подобраться к дому, ночью? Осмелиться судить кого-то из семьи Хорнеров? Одна только мысль об этом вызывала у Стеллы смех.

Эндрю был Ярдли. Я не могу носить фамилию Ярдли, мне сразу приходит на ум туалетная вода, заявила она при помолвке. Я делаю туалетную воду лучше, чем они.

Он не улыбнулся.