А вот когда твоя медитация будет настолько совершенна, что ты будешь готов к настоящему прорыву, тогда возьми на себя боль и несчастья тех, к кому испытываешь ярко выраженную неприязнь. Когда ты сможешь проделать эту практику с чистым сердцем, она станет твоим великим достижением - таким внутренним достижением, которое редко кто может по достоинству оценить в вашем суетном мире. Здесь скорее будут восхищаться джигитом, сумевшим укротить необъезженного скакуна, чем йогином, которому удалось укротить свои собственные скверные мысли и дурные привычки, хотя второму пришлось неизмеримо труднее, чем первому.
Наконец, когда ты достиг пика своей формы, направь свой ум на все обиталища живых существ в этом мире: в дома, хижины и землянки людей; пещеры, норы, берлоги, гнезда и дупла зверей, тихие заводи, донные ямы и коралловые гроты рыб, ульи, паутины и коконы насекомых - и повтори это священнодействие для каждого из видов внешней и внутренней боли, которую они испытывают. Поднимись к звездам за пределами твоего мира, достигни других сфер бытия, по большей части заполненных ужасом, - твой ум уже знает, что они должны существовать, хотя твои глаза пока их и не видят. Итак, войди в миры, планетные системы и сферы сплошного страдания и таких страшных вещей, которые тебе и представить-то трудно, и забери всю их черную боль себе.
Он помолчал, а потом также молча вытер слезы краешком монашеской одежды.
Мы сидели в тишине, а я наслаждался сладостным чувством - своей решимостью распознавать и забирать себе страдание и боль других. В тот момент мне казалось, что в мире нет ничего прекраснее этого чувства: ни любовные утехи, ни жажда успеха, ни власть, ни деньги не шли с ним ни в какое сравнение.
- Иногда я задумываюсь, - прервал молчание Асанга, и я понял, что начинается новый урок, не урок, а проповедь под видом промелькнувшей мысли, - над тем, каково это - ощущать себя матерью. Нам с тобой в этой жизни не дано испытать это чувство, но ничто не помешает нам наблюдать матерей и замечать эту их слепую и потрясающую любовь к своим детям, любовь, ради которой они способны на все возможное и даже невозможное, если ребенок нуждается в помощи или защите.
Похоже, у материнской любви есть две стороны: одна состоит в том, что мать не может смотреть, как ее ребенок страдает. Ты и сам, наверное, видел матерей с больными детьми на руках, которые прорывались, сметая все на своем пути, к какому-нибудь прославленному целителю; матерей, бросающихся под колеса повозки, чтобы вытащить оттуда заигравшегося на дороге сына; матерей, которые, как разъяренные львицы, бросались в бой, если что-то или кто-то угрожал жизни или здоровью ее ребенка.
Есть и другая сторона материнской любви, которая стремится отдавать, хочет снабжать свое чадо всем необходимым; думаю, первое, что приходит на ум, - это ее желание отдать свое молоко, наполнить дитя этим теплым жидким счастьем и в награду увидеть выражение удовлетворения на лице младенца. И затем всю свою последующую жизнь мать готова бороться изо всех сил, чтобы увидеть, что ее сын или дочь, пусть уже совсем взрослые, получают все, чего пожелают: одежду, которая им нравится и впору, хорошее образование, перспективную работу, добрых и надежных друзей, уютный дом, верного спутника жизни и послушных детей.
Ты знаешь, когда я думаю об этом, меня неизменно поражает то, с какой силой матери желают своим детям всех этих благ. Мне кажется, что из всех людей, живущих на земле, только твоя мать заботится о тебе больше, чем ты сам о себе заботишься.
Мне была знакома истина слов Учителя Асанги. Точно такое же понимание пришло ко мне в день смерти моей собственной матери, когда ветер жалобно завывал в кронах деревьев за окнами моего академического общежития в столице, и я вдруг осознал, что потерял единственного человека, которого мое счастье беспокоило больше, чем меня самого.
- Вот почему, - тихо продолжил наставник, бросив на меня взгляд, полный несовместимой смеси застенчивости и высочайшей внутренней силы, - у этого созерцания есть вторая часть. Если ты не против, то я бы мог попробовать тебе ее изложить, хотя сам в ней мало что смыслю.
Я кивнул, не в силах сдержать улыбки.
- Тот метод, который мы сегодня изучаем, называется «отдача и принятие», хотя выполняется он в обратной последовательности: мы сначала забираем, а потом отдаем. Как ты видел, забираем мы боль и страдания других, предварительно покончив с собственным страданием.
Необходимо знать, что страданием является все, что вредит личности: от ужасных мучений обширных адских сфер, находящихся вне поля нашего теперешнего восприятия, до последних моментов сомнения перед самым обретением великим святым полного знания включительно.
А отдавать мы будем всевозможное счастье, все, что мы можем отдать, все, что у нас есть. Я тебя научу, как это делать. Приглядевшись к поведению матерей, ты легко поймешь, почему сначала мы забираем, ибо бессмысленно давать ребенку конфетку или игрушку, если он корчится от боли, вызванной смертельно опасным заболеванием.