Сад.Повесть

Она. Милый, ну куда же ты уйдешь? Зачем, главное? Для меня? А зачем это мне? И почему ты, собственно, уйдешь? (Смеется.) Ты же… Ты же можешь привести меня?.. (Смеется все звонче и тоньше.) Ну да, к себе. У тебя же отдельная комната! Маленькая, правда… (Резко хохотнув.) Ты приведешь меня и скажешь: вот мы решили… (Хохочет, раскачиваясь.) Воображаю, какое будет у нее лицо! (Хохочет, как всхлипывает, стихает.) Ты молчишь? Что же ты молчишь? Что, не приведешь? Слабо ведь? А то приведи, а? Заживем. Отдельно, законно…

Он. Не надо. Не надо так, прошу тебя. Ты ведь знаешь…

Она. Что знаешь? Что я такого знаю! Что я не могу прийти к тебе? А если я хочу! А почему же это я не могу прийти? П-почему?

Он. Не надо так… Ты же знаешь сама. Это будет не жизнь…

— Почему же — не жизнь? Она ведь у тебя умная, сдержанная, слова лишнего не скажет. Благородная… Почему же не жизнь?.. (Пауза.) А я вот иногда мечтаю, чтобы она была стерва. Чтобы была толстая, неряшливая, несдержанная. Чтобы считала, к примеру, сахар… Насколько было бы проще! Да я бы счастлива была… (Пауза.) Хорошая? Чем же это она хорошая? Знаю, знаю! Но это ведь нехорошо быть такой вот хорошей! Выгодно! Она ведь… Почему бы я такой не была? Ты же ее боишься! Нет, а? Не любишь— боишься. (Пауза.) Будто я тебя отнимаю! Тут ведь не больше этого, если разобраться. Тебя-то тут и нет. Что молчишь? Молчишь что? Я знаю, ты сейчас думаешь так же, как она. Вы похожи. Ты не знаешь, что вы похожи. А я знаю.

— Я не похож.

— А ты не прячься. Я ведь не про лицо говорила. И ты прекрасно понял.

— Да.

— Нет, ты удивительный человек! Это только ты можешь так сказать «да»… (Смеется, словно жмурится.) «Д-да…» Ведь никто, никто не знает, какой ты на самом деле. Ты еще маленький — не обижайся, — ты еще маленький. А какой же ты будешь?! Господи! Все будут с ума сходить. Я одна сейчас знаю, какой ты будешь. Мне Нинка говорит: что тебе в нем? А я знаю… Только меня вот не будет с тобой.

— Конечно, буду.

Только ты уж тогда не забывай. Покажись иногда. Чтобы я посмотрела. Покажешься, а? Я буду уже старуха.

— Не надо. Ну что ты говоришь!

— Вообще-то не такая уж и старая я буду. Маленькая собачка до старости щенок… (Неживо смеется.) Так что тебе и не слишком стыдно будет меня увидеть, ты не бойся. Такое не проходит…

— Ну зачем ты!.. Ведь это не прошло. И не пройдет…

— Не люблю, когда так говорят. И голос деревянный. И не веришь ты, что сам говоришь. Вот сейчас головой замотаешь, а не веришь. Не люблю. Я ведь почему говорю? Я у мужа сегодня была… Я знаю, ты от самого дома хотел об этом спросить, только разговор не о том был, тебе неловко было. А ты ведь не забыл. Где-то у тебя остался вопросик-то? На веревочке… Все время висел. И это тоже — она! Я ведь «такая»… Ты мне веришь, а там, где вопросик, и не веришь. Ты не думай, что вот у тебя «благородное чувство», гак и изменюсь. А я и останусь такая. Хотя бы потому, что вопросик… И не потому. Так что же ты не спросишь, зачем я к мужу ходила?

— Мне не это важно. Я не потому…

— Важно, очень важно! Всем это важно… Я к нему пришла, и мы с ним уснули… Да, вместе. Ну что, милый? Глупенький… Да ведь я же ему жена… И мы не разведены еще. Ну что надулся? Поцеловать?

— Не надо.

— Ну что ты… Глупый… Ты не гнись. Все равно поцелую. Ну, сильный, сильный… вижу. А мы ведь просто так уснули. Ничего между нами не было. Уснули — и все. А ты мне поверь, поверь… Вот я тебя и поцеловала! Ну что ты такой? Ой, какой же ты смешной бываешь!.. Все не веришь?

— Верю.

— Не веришь… Господи, ну что же это я за дура! Ты ведь все думаешь, почему я к нему пошла? А я так все рассказываю, словно ты знаешь. А ты не знаешь… А ведь к нему пошла потому, что он у меня швейную машинку украл.

— (Уже смеется.) Машинку?

— Конечно. Я, ты знаешь, я думала, убью его. Для меня машинка — все, последнее. Это еще мамина машинка. Думала, убью… Прихожу, а он мне список показывает. Там все, что у него еще оставалось, и машинка моя в самом низу вписана. И против каждой вещи сумма стоит. И все сложено. Вот он мне показывает список, моргает и говорит: «А я все продал». — «И машинку?» — говорю я. — «И машинку». Я ему говорю, деньги-то хоть отдай! А он говорит: «А у меня их нет… Я, — говорит, — четыре столика на Новый год в „Астории“ заказал. Проститься… Придешь?» Стоит моргает. И вот думала, что убью, а вдруг мне так жалко его стало. Я плАчу, а он тихий… Вот ведь и ему досталось…

— И ты пойдешь?

— Куда?

— В «Асторию»? К этому…