— Немного неожиданно, — призадумавшись, сказал Симидзу-кун. — По-моему, заработок тут как у дизайнера, не больше. Он же не на фабрике собирается работать, а что-то более творческое? Ну, там, мечтает открыть своё ателье?
— Наверное.
— Возможно, прозвучит грубо, но вдруг он просто хочет увильнуть от вступительных экзаменов?
— По-моему, это не так. Он на самом деле сделал несколько пар обуви, начал ещё два года назад.
— Что? Сам? У себя дома?
— Да. Купил инструменты и материалы — наверное, с подработки накопил.
При этих словах у Симидзу-куна изменился взгляд. С непривычным для него энтузиазмом он засыпал меня вопросами. Какую обувь он делает? Что ты, как его мать, обо всём этом думаешь?
«Наверное, он, как дизайнер, лучше его понимает», — подумала я.
— У него это по-настоящему, — сказал он. — Во всяком случае, Такао-кун — его так зовут? — по-настоящему этого хочет. Молодых людей, которые вроде как намереваются кем-то стать, полно. Они любят задавать кучу вопросов в Сети, осваивают лексикон профессиональных критиков, нападают на работы других. Нет, понять их, конечно, можно... — Симидзу-кун не отрываясь смотрел на куски мяса на гриле и тихо произнёс, будто убеждая сам себя: — Но тот, кто на самом деле, от всего сердца хочет что-то создать, ничего ни у кого не спрашивает и ничего никому не говорит.
Я добралась домой в начале первого ночи, и, когда открыла дверь квартиры, из кухни послышался голос старшего сына:
— С возвращением. Ты поздно. Где-то пила?
Сёта сидел за столом в одиночестве и пил мою рисовую водку. На нём была сорочка бледно-голубого цвета, галстук он снял, а на столе лежали какие-то маринованные овощи, по-видимому купленные в круглосуточном магазине, и смартфон — такие продавала его компания. В тусклом свете ламп нашего старого муниципального дома мой сын казался мне незнакомцем, случайным попутчиком в вагоне поезда по дороге на работу.
— Да, поужинала с Симидзу-саном. Давно тебя не видела, Сёта. Какими судьбами?
— Зашёл за летней одеждой.
Я хмыкнула в ответ, пошла в свою комнату, сняла костюм, переоделась в розовую толстовку, а потом вернулась на кухню. Спиртного мне уже не особо хотелось, но занять себя было нечем, так что я достала из холодильника банку пива и, отламывая на ходу язычок, села напротив Сёты. Без всяких расспросов было ясно, что мы оба рассержены. Какое-то время стояла неестественная тишина, нарушаемая, лишь когда один из нас отпивал очередной глоток, но потом я, мысленно вздохнув: «Нет, всё-таки я более взрослый человек, чем он», направила разговор в нужное русло:
— Как дела идут в последнее время?
— Идут как обычно. А у тебя что делается?
— Всё хорошо. Как обычно. А где Такао? Вы вместе ужинали?
— Нет, я пришёл уже после ужина. Он помыл посуду, сложил грязное бельё и лёг спать.
— Ясно.
Разговор тут же заглох. Сёта раздражался, когда я заводила речь о своём любовнике, а мне не хотелось, чтобы он рассказывал о своей сожительнице. Мы оба прекрасно это знали.
— Тёмная у нас кухня. Когда этот дом построили? — спросил Сёта.
— Лет сорок назад, — ответила я.
— Как сюда ни приду, у меня настроение портится. Темно, двери плохо закрываются, всё какое-то невзрачное. Старая посуда, остатки наклеек на колоннах. Может, собраться разок и всё тут обновить?
— Меня и так устраивает. Ничего не трогай.
— Не трону.
«Зачем ты явился?» — эти слова я проглотила вместе с пивом. Сидеть здесь напротив недовольного Сёты — всё равно что вернуться в ту долгую тёмную ночь, когда мы с Такаси Фудзисавой договорились о разводе. И Сёта сейчас старше, чем Такаси времён нашей с ним свадьбы.
— А он, значит, уже в одиннадцатом классе, — слегка смягчив тон, сказал сын. «Он» — это Такао.
— Ага.
— Пора бы ему задуматься о выборе профессии. Он тебе говорил, чем хочет заниматься?
Я наконец поняла. Сёта дождался меня ради этого разговора. Я потянулась к банке с пивом, обнаружила, что она уже пуста, встала и взяла стакан для водки.
— Сказал, что не хочет в институт. Выбирает, то ли пойти в училище, то ли поехать учиться за границу.
— Что? — голос Сёты стал громче. — Это как понимать? За границу? Зачем?
Держа стакан в руке, я села на стул. Понадеялась, что Сёта мне его наполнит, но он и ухом не повёл, так что пришлось самой и наливать, и разбавлять тёплой водой.
— Нет, пусть себе мечтает тачать обувь, но сперва всё равно надо поступить в институт, так ведь? Ты что думаешь?
— Я не знаю. Я хотела как-нибудь спокойно всё с ним обсудить, но в итоге — это же его жизнь?
«Сейчас опять поссоримся», — устало подумала я. Когда дело касалось Такао, мы с Сётой всегда спорили. Как муж и жена с разными подходами к воспитанию ребёнка.
— Слушай, я не хочу повторять очевидные вещи, — возмущённым тоном сказал Сёта, — но ему всего-то шестнадцать, а ты его единственный родитель. Исполни, пожалуйста, свой материнский долг! Не обращайся с ним как с исполнительной прислугой.
— А я и не обращаюсь! — запротестовала я, но Сёта меня не слушал: