Особое внимание привлекли, конечно, высказывания лидера антропологов Англии Артура Кизса, поскольку все знали, насколько натянутыми стали его отношения с Вудвордом после появления публикации в «Манчестер Гардиан». Кизс говорил о том, что чувствует некоторую неуверенность, осматривая реконструкцию Вудворда, «хотя мысленно чувствует силу аргументов и логику фактов, приведенных им», что нужно некоторое время, чтобы взвесить силу и слабость «позиции». Во всяком случае, для него ясно, что в антропологии появилась «величайшая из проблем» и «замечательная головоломка», решить которую не легко. Антропологу трудно судить о периоде существования эоантропа, но, судя по тому, что обезьянья челюсть его отличается от гейдельбергской, имевшей существенно человеческие черты строения, находку в Пильтдауне действительно следует датировать третичной эпохой, поскольку на изменения, заметные в сравнении с гейдельбергским образцом, требуется немалое время. В этом смысле эоантроп оправдывает свое название, он поистине «человек зари». Кизс не видел ничего странного в совмещении обезьяньей челюсти и черепа Homo sapiens. Досадно, что не сохранилась суставная часть восходящей ветви челюсти, но ямка в основании черепа показывает справедливость совмещения в том варианте реконструкции, который предлагает сэр Вудворд. Правда, в целом реконструкция показалась Кизсу не совсем удовлетворительной. Он выразил удивление, как можно было бы из обломков, несомненно принадлежавших Homo sapiens, сделать столь шимпанзоидный череп. Может быть, это сделано в угоду его гармонии с челюстью шимпанзе, которая хотя и восстановлена с замечательным искусством, но не придана ли ее раме, предкоренным и клыку слишком шимпанзоидная форма?
А может быть, реставратор при восстановлении черепа эоантропа припоминал особенности строения черепа питекантропа? Иначе как объяснить такую небольшую высоту черепной крышки, ее приплюснутость и значительную ширину? Конечно, плоскость износа зубов эоантропа действительно оказалась такой же, как и у коренного, найденного Дюбуа в Триниле, но стоит ли и в остальном оглядываться на питекантропа? Ведь теперь, после открытия в Пильтдауне, проблема «недостающего звена» с Явы выглядит несколько иначе. Во-первых, датировка возраста питекантропа остается до сих пор неопределенной, в то время как геолого-палеонтологические проблемы, а следовательно, и вопросы определения возраста отложений в Баркхам Манер, не в пример Три-нилу, решаются удовлетворительно. Во-вторых, по полноте находок останков черепа эоантроп несравним со скудным материалом питекантропа. Какой аспект проблемы «недостающего звена» ни взять, «человек зари» представляет значительно более полную картину древнейшей стадии эволюции человека. Эоантроп, судя по всему, настоящее «недостающее звено», а питекантроп — просто-напросто странная, остановившаяся в развитии на десятки миллионов лет боковая ветвь обезьянообраз-ного предка человека. Если «человек зари» Пильтдауна истинный предок Homo sapiens, то в таком случае и обезьянолюди типа неандертальцев представляют собой тупиковую ветвь эволюции. Вот в чем глубинное значение открытия в Баркхам Манер! Разве можно после находок мистера Даусона и сэра Вудворда сомневаться в очень раннем появлении на Земле «человека разумного»?
Кизс призвал вместе с тем продолжить работу над реконструкцией черепа. Ему казалось, что по объему мозг эоантропа приближался к 1500 кубических сантиметров, а что касается челюсти, то следует хорошенько подумать, каким должен быть клык, поскольку особенности его строения имеют принципиальное значение. Кизс высказал предположение, что клык эоантропа вряд ли был таким обезьяньим и огромным, каким его представил при реставрации Вудворд. Его длина, по всей вероятности, должна составлять не 14,5 миллиметра, а около 10 миллиметров, вид ему следует придать почти человеческий, и чтобы он не выступал далеко за пределы зубного ряда.
Резким диссонансом со всеми остальными выступлениями прозвучала лишь речь профессора анатомии Королевского колледжа Ватерстона. Он удивился, как можно всерьез обсуждать вопрос о сочетании чисто обезьяньей по типу челюсти и черепа, который мог принадлежать «рядовому лондонцу». Их «функциональная ассоциация», утверждал Ватерстон, попросту невозможна. Совмещать то и другое столь же противоестественно, как, скажем, пытаться «приладить» стопу шимпанзе к соответствующим костям ноги человека! Выход из затруднительного положения Ватерстон видел в признании разновременности челюсти и черепа, в том, что в Пильтдауне обнаружены кости животных, относящиеся к разным эпохам, да и каменная индустрия явно подразделяется на два обособленных хронологических блока.